Безумие Божье. Путешествие по миру гонений

Несколько недель спустя семье престарелого пастора разрешили прийти и принести ему вещи, еду и деньги, чтобы тот смог перенести суровую зиму. Катя рассказывала: «Охранники зорко следили за тем, как братья, сестры, дети и внуки встали в ряд у ограды с колючей проволокой и прощались».

Я перебил ее и спросил: «Вы рассказывали семье всю историю о своем дедушке?»

Она сказала, что не уверена, и я предложил: «Прежде чем мы продолжим, позовите с кухни вашу дочь и зятя, а с улицы – внуков».

Мне довелось выслушать много историй, меняющих жизнь, и я понимал, что сейчас особенная возможность. «Вашей семье надо услышать эту историю, – сказал я Кате, – о том времени, когда вы родились, о вашем деде, о вашей жизни и о вере, пронесенной через годы. Пусть они все будут здесь, с нами».

Катя жила на крайне скромную пенсию, и ей было очень приятно, когда я предложил послать одного из внуков в магазин за чаем, сахаром, молоком и печеньем.

Мы попили чаю, и четверо Катиных внуков с родителями уселись на полу в маленькой общей комнате. Я попросил «бабу Катю» начать рассказ с самого начала. Пока она говорила, я поймал себя на том, что внимательно слежу за реакцией ее семьи. Впрочем, я не упускал и нить истории.

Она снова говорила о том, как деда арестовали, как семья пришла в тюремный лагерь, о вооруженных охранниках, о том, как родня встала в ряд у ограды и прощалась, а потом сказала: «Я осторожно просунула руку меж острых прутьев забора и дотронулась до дедушки. Я не знала, что больше его не увижу».

Она сказала, что никто и представить не мог, будто две недели спустя ее деда предадут мученической смерти. Но так и случилось. Кате отдали копии официальных докладных записок от следователей и тюремного руководства. Он развернула документы и передала их нам.

Последней, кто стоял у ограды, была ее бабушка. Когда она в последний раз коснулась руки мужа, то почувствовала, как в ладонь ткнулся сложенный листок бумаги. Крепко стиснув кулак, она быстро убрала листок в карман.

Уже у себя дома бабушка Кати достала послание деда. Он объяснял, где закопал семейную Библию. Было там и поручение выкопать ее, собрать всю семью вплоть до дальних родственников и прочитать письмо, которое он написал, сложил и спрятал за обложкой. Так бабушка и поступила. «Собралось, наверное, десятка три родственников, – рассказывала Катя, – когда бабушка открыла письмо деда и прочла его последнее напутствие».

Катя описала письмо деда как некое духовное завещание и выражение последней воли. «А в самом конце, – сказала Катя, – он написал, что нам всем следует прочитать и на всю жизнь запомнить десятый стих второй главы Книги Откровения: и того Я требую от вас, чтобы были вы „верны до смерти“».

Семьдесят лет спустя не только Катя помнила последние слова деда. Другие в ее общине подходили к ней на улице, говорили, что все еще вспоминают ее деда-пастора, восхищаются им и благодарят Катю и ее семью за такой пример веры.

Катя завершила рассказ, и дочь с зятем поднялись и обняли ее. «Мама! – сказал дочь. – Мы ведь ничего об этом не знали!» Внуки сгрудились вокруг Кати, обняли ее за шею, расцеловали и все говорили ей, какой смелой девочкой она была.

Для меня то был священный миг – присутствовать при столь знаменательной семейной сцене. Я видел, как передают веру в поколениях. И это начал дед Кати еще семьдесят лет тому назад. А теперь все делалось для того, чтобы в четвертом и пятом поколениях этой семьи вера стала еще сильнее.

* * *

Когда я улетал, московский аэропорт выглядел не более приветливым, чем прежде. Почти все русские, мимо которых я проходил, имели тот же самый вид, усталый и угнетенный, и опускали глаза.

Но я был словно окрылен. Я не знал, как это объяснить. Сейчас понимаю, что мое пребывание в России и встречи с верующими изменили меня. Или, по меньшей мере, впечатления начали меня изменять.

Я осознал: мне всю жизнь охватывать умом то, что я услышал, сопоставлять факты и понимать, чему я научился. Я пустился в путешествие с длинным перечнем четких вопросов. Ко времени встречи с Дмитрием, то есть к пятой беседе, я понял, что мои вопросы мне ничем не помогут.

Я не найду истину в прямых ответах. Мудрость, наставления, озарения – все это пришло в красиво упакованных, словно подарок, личных историях, которыми верующие делились со мной и до вопросов, и после них.

Я прибыл в Москву с большими надеждами, вот только ждал неведомо чего.

Я покидал ее, уверенный в одном: я был на правильном пути, хотя и в самом его начале.

Следующей остановкой была Украина – и она отличалась от России, как весна от зимы.

Учиться жить, учиться умирать