Безумие Божье. Путешествие по миру гонений

Зная, что кое-кто из присутствующих в то утро в церкви тут же сообщит властям, Константин встал вместе с сыном, когда тот поднялся, чтобы уйти. Как только двое вышли на улицу, Константин поклялся больше не переступать порог этой церкви. «То была не та церковь, которую я знал раньше. И не из-за такой “Благой вести” я сел в тюрьму!»

Когда он закончил рассказ, его взрослый сын заплакал и встал перед ним на колени, а тот погладил его по волосам, как мальчонку. Сын взглянул отцу в глаза и сказал: «Отец, я так тобой горжусь! Я и не знал, через что ты прошел».

Старик грустно улыбнулся: «Не думал, что тебе это нужно. Мы не знали, не вернутся ли эти трудные дни, и я не хотел причинять тебе боль. Но я рад, что теперь ты знаешь».

Хотя Алексий никогда не знал, что именно выпало на долю Константина, он всегда знал достаточно о том, как веру передают в поколениях, и о том, что убеждения и смелость отца вдохновили его стать христианином и принять обращенный к нему призыв к священству и духовному водительству.

* * *

Константин понял: не все пасторы в противостоянии с коммунистическим режимом сохранили силу веры. И в России, и на Украине церковных иерархов склоняли к сотрудничеству по-разному. Порой, когда пастор попадал в тюрьму за отстаивание идеалов и за упорство в провозвестии Евангелия, местные власти, чтобы кафедра не пустовала, а община не потеряла руководителя, назначали другого, более сговорчивого священника. Но когда назначенный пастор появлялся на первой воскресной утренней службе, прихожане (зачастую престарелые женщины) демонстрировали презрение: брались за руки и перекрывали священнику путь на амвон. Если ему удавалось пробиться, женщины занимали привычные места на скамьях и пели гимны вместе с другими прихожанами. А когда новый пастор (которого эти женщины воспринимали как предателя веры, не пожелавшего идти за нее в тюрьму) выходил к кафедре на проповедь, одобренную властями, те же самые женщины молча вставали и поворачивались к нему спиной – пока тот не заканчивал проповедь и не приходило время петь завершающий гимн.

По всему бывшему Советскому Союзу многие церковные лидеры отказывались предавать веру. Такая убежденность настолько впечатляла и воодушевляла прихожан, что и сегодня верующие все еще помнят тех пасторов и воздают им честь. Сейчас в бывших странах СССР прихожане на службах встают всегда, когда священники входят в церковь – оказать почтение положению пастора. И пока пастор идет к солее, занять место за кафедрой, прихожане стоят в благоговейном молчании.

Так приветствовали и меня, когда приглашали выступить в церквях рядом с русскими и украинскими братьями по вере. Но я чувствовал, что не заслуживаю этого и мне следует спуститься с амвона, ибо мое присутствие словно профанировало обычай. Я чувствовал, что мне воздается честь, которой я никоим образом не заслужил и за которую ничем не заплатил.

* * *

История помнит и о пасторах, не имевших выбора, жить или умереть. Арестовывая их, власти, по существу, принимали решение о том, что эти священники погибнут. И тогда осужденным оставался единственный выбор: умереть, прославляя свою веру и Господа – или отвергнув Его имя. Сегодня церкви в России и на Украине помнят тех, кто выстоял. Воздавая честь их стойкости, верующие придают ценность горьким урокам гонений.

Часто мне приходил один вопрос: Как на протяжении десятилетий противостояния коммунистов и верующих русские и украинцы сохранили силу веры? Исследователь, скрытый в глубине моей души, хотел найти простые, практичные и объективные ответы.

Но я был не только исследователем. Я был еще и скорбящим отцом; был раненым с претензией на умение исцелять; был неудачливым работником гуманитарного агентства, беспомощно наблюдавшим смерть тысяч голодающих. Мне было сложно сохранять объективность. В беседах я часто выпаливал: «Как вы (ваша семья, церковь, народ) научились так жить? Как вы научились так умирать?»

Один из первых, кому я задавал эти вопросы, в ответ рассказал мне историю:

Ник, я помню все как вчера. Отец сгреб в охапку меня, сестру и брата, отвел на кухню и посадил за стол. Мама плакала, и я понял: случилось что-то плохое. На нее папа не смотрел, он обращался только к нам. Он сказал: «Дети, вы знаете, что я пастор в нашей церкви. Бог призвал меня рассказывать о Нем другим. Я узнал: завтра меня арестуют. Меня бросят в тюрьму: власти хотят, чтобы я прекратил проповедовать об Иисусе. Но я не могу прекратить. Я должен подчиняться Богу. Я буду очень по вам скучать, но я верю Богу в том, что Он присмотрит за вами, пока меня нет».

Он обнял каждого из нас и сказал: «По всей стране власти задерживают христиан и требуют отречься от веры. Иногда, когда верующие отказываются, власти казнят целые семьи. Я не хочу, чтобы так было с нами, и молюсь: пусть они упекут меня в тюрьму, но оставят в покое вас и мать».