Безумие Божье. Путешествие по миру гонений

Даже с моим опытом и способностью к языкам я лишь изредка мог понять какое-нибудь слово. Слова и иероглифы, используемые в Китае на дорожных знаках, в наружной рекламе, в заголовках газет и даже в меню, для меня были… вот именно, «китайской грамотой»! Мне всегда нравились самые разные национальные кухни, но здесь я не мог понять, что именно я ем – ни по виду, ни по запаху, ни по вкусу, ни на ощупь!

Мне пришлось ко многому приноравливаться, причем все время, и каждый день казался нескончаемым. Плата была огромной: сил почти не оставалось. Но в то же время я был настолько ошеломлен и взволнован увиденным и услышанным, что каждый день сновал туда-сюда между восторгом и истощением. В иные дни я выживал на чистом адреналине. К вечеру я часто чувствовал себя так, будто у меня на исходе топливо и мой внутренний двигатель едва тарахтит выхлопами газов.

А если по-библейски: дух жаждал, плоть была слаба.

Сейчас же, в начале восемнадцатичасовой поездки, на заднем сиденье микроавтобуса, забитого незнакомцами, я осознавал, что мы ошиблись, оценивая стресс от культурного шока. В стремлении сберечь время мы жестоко просчитались, когда решали, куда я могу добраться, с кем могу встретиться и чего могу достичь за одну командировку. Мы недооценили расстояния, климат, перепады высот и массу других логистических и физических факторов, с которыми мне предстояло столкнуться в Китае.

Легко было рисовать линии на карте. Чуть сложнее – бронировать билеты на автобус, поезд и самолет. И мы упустили из виду, что Китай по размерам почти как Соединенные Штаты.

* * *

Мои попутчики часто шутили и смеялись: я понял, что они были давно знакомы – и явно счастливы тем, что им представилась возможность провести время вместе. И сама поездка тоже доставляла им радость. Ясно, что я был чужаком и потому не мог ей насладиться.

Я снова ощутил одиночество и неприкаянность: иностранец на чужбине. Так же я чувствовал себя, когда впервые ступил на китайскую землю, и это чувство не покидало. Мне никак не удавалось избавиться от ощущения, будто кто-то постоянно наблюдает за всем, что я делаю и куда иду. Может, за мной наблюдал не просто кто-то, а каждый! Не отпускал и почти неуловимый, но неизбывный стресс: если хоть одну мою встречу раскроют власти, люди отправятся в тюрьму просто за то, что были со мной вместе. За себя я не тревожился: меня-то просто препроводят в ближайший аэропорт и велят отправляться домой. Но груз тревоги за этих людей я нес будто очень тяжелую ношу.

* * *

Наконец мы набрали скорость, а я начал различать только верхушки деревьев. Домов и уличных фонарей было немного. Я понял, что мы покинули город, и приподнялся посмотреть, где мы – ведь никто не может ждать от человека, что тот пролежит, скрывшись от чужих взоров, восемнадцать часов. Если водитель и видел в зеркало заднего вида, что я сел, он не особо этим озаботился и ничего не сказал. И думаю, я знаю причину.

Ведя машину на маленькой скорости по запруженным улицам большого города, он был очень осторожен. Сейчас, на более высоких скоростях, среди бела дня, вряд ли кто-либо мог заглянуть сквозь тонированное стекло и различить мои этнические признаки. Я все же оставался начеку и был готов спрятаться в любую минуту, но в конце концов слегка расслабился. Стало легче от простой мысли, что я могу сидеть и видеть, что происходит снаружи (и внутри) микроавтобуса.

К сожалению, снаружи было не так приятно, как я ожидал. Взглянув в окно, я скорее встревожился. Мне показалось, что китайское понимание личного пространства на скоростных шоссе этой страны ничем не отличается от того, что наблюдается на забитых пешеходами тротуарах и в столпотворениях на рынках. Кажется, китайцы полагают, что им с лихвой хватает личного пространства – лишь бы не пихали и не трогали.

И то же самое творится на дорогах. Сперва я этого не понял, но по нашей двухрядке в обе стороны непрерывным потоком текли машины на скорости более ста километров в час. Каждый раз, когда мы сходились с шедшим навстречу грузовиком или другим микроавтобусом, расстояние между боковыми зеркалами машин сокращалось до сантиметров. Мои компаньоны, включая водителя, смеялись и болтали. Казалось, они не обращают вообще никакого внимания на эту поездку, которая для меня стала самой жуткой в жизни. Внезапно выяснилось, что лежать на заднем сиденье намного безопаснее – не на деле, так по ощущениям.

Чуть позже я почувствовал, что машина набирает скорость, приподнял голову и огляделся. Мы ехали по четырехрядному шоссе, похожему на американские федеральные трассы. Мы ехали со скоростью по меньшей мере в сто сорок километров в час. Дорога выглядела новой, гладкой и безопасной. Я откинулся на спинку сиденья, думая, что теперь-то смогу немного подремать. Но прежде чем я успел клюнуть носом, мы вильнули настолько резко, что мне пришлось схватиться за спинку сиденья, дабы не скатиться на пол. Я даже не стал оборачиваться: возможно, о причинах маневра лучше было не знать.