Безумная тоска

И тут эта долбаная тетка на проводе, звонит ему после того, как она умерла. «Я тебе говорю, твой отец был святым. Во рву львином ему было бы проще, чем с ней. Нет ничего хуже, чем жить с такой женщиной – ты не знаешь, что он пережил, деточка, и не узнаешь. Господи благослови, она была твоей матерью, не стоит мне все это говорить, конечно, ты ее любишь. Но нет ничего хуже того, что ему пришлось вытерпеть. Ни-че-го. Больше, чем любой мужчина может себе вообразить. Она не могла себя сдержать или не хотела. Он ради тебя с ней оставался. Только ради тебя. До самой смерти».

Разумеется, Джордж в этом сомневался. Отец с ней жил, потому что она была одержима сексом. Так вот и выходило: его сексуальность представляла собой винегрет из всего запретного и гибельного.

Он часто вспоминал Анну, в основном когда ни с кем не встречался, думал о том, где она, чем занимается. Она всегда была с ним, словно религиозные воззрения юности, словно вера, которую исповедуешь, даже не будучи воцерковленным.

14

В душе у Анны после ухода Джорджа осталась пустота с рваными краями, словно вырвали кусок из стальной обшивки. Летом она устроилась помощником к адвокату, встретила пару ненадежных и симпатичных молодых людей – одного, стоя в очереди за простынями в «Джимбелс» на Восточной 86-й, его глаза были темно-синие, надо было сразу его отшить – к ней подселился сосед, отселился, подселился другой, со вторым они даже умудрялись мирно сосуществовать, и прошла осень. Она ездила домой на День благодарения и Рождество, строго на пару дней, пережила зиму, а весной повстречала мальчика, все еще студента, какое-то время считавшего, что он ее любит.

Роман начался в апреле, а закончился в августе 1980-го, во второй половине месяца, ночью, которая настает каждый год, когда чувствуешь, что лето на исходе – воздух вдруг становится мягче, не таким зверски жарким. Анна, выйдя на улицу после разгоряченных тел, дыма и тесноты вечеринки в компании этого мальчика, этого молодого человека, которого ждал успех, одного из тех белых мальчиков из верхушки среднего класса, чья жизнь написана на их лицах, которые в пятьдесят будут стричься так же, как в двадцать, мальчика по имени Эван, сбежав из этой комнаты, на миг захотела назвать и эту погоду, и этот вечер ласковыми, хоть и знала, что это было не так. Она шла рядом с Эваном. Юный Бизнесмен, так она его звала: в колледже ему предстояло провести еще целый семестр вне плана, несмотря на то что он был ее ровесником – он взял академ, два года работал во Франции, гламурненько – и пройдет еще несколько месяцев, прежде чем он выпустится и начнет свою жизнь Юного Бизнесмена. Ей казалось, что четыре, три, даже два года назад никаких Юных Бизнесменов не существовало, так откуда же они взялись?

Ее чувства к нему прожгли крепкое дерево желания, а сердцевиной были влажные зеленые факты, почти несущие облегчение: он был готов с ней порвать. Сбежав с вечеринки, они не стали менять сладкую прохладу на духоту подземки. Она чувствовала, как он что-то высчитывает на ходу. Откинула со лба волосы, пропахшие сигаретным дымом. Шли они почти полчаса, из Вилледж в Челси, по Шестой авеню сквозь угрюмые 30-е и 40-е, почти не разговаривая, и наконец решили посидеть на каменном краю бассейна у одной из серебристых башен напротив Рокфеллер-центра. Здание Time & Life.

– Ну вот, это все в себя включает.

– Чего? – спросил он.

Она указала на стальные буквы «гельветикой» над ближайшим входом.

– Время, – ответила она. – Амперсанд. Жизнь. Включает весь диапазон возможного дискурса.

– А, ну да.

Достучаться до его интеллекта было все равно что столкнуться лоб в лоб с лосем на маленькой машинке. Он был уроженцем Запада, ирония его обескураживала.

И было заметно, как он нервничает.

Бассейн, у которого они сидели, тянулся вдоль всего здания, со стороны, обращенной к Шестой авеню, разделяя волнистый тротуар с криволинейной плиткой и зеркальный стеклянный фасад. Светофоры вдоль авеню отражались в черной воде, словно пламя, только поминутно меняли цвет с красного на зеленый. Они с Эваном шли долго, больше двух миль. Только сейчас он спросил ее, в порядке ли она, и она сказала, что все нормально, и это было правдой: с новыми босоножками на небольшой танкетке ей повезло, они оказались действительно удобными.

– Все равно давай присядем, – сказал он. Но сухость выдавала его с головой.