А вот инвесторы и аналитики, работающие с сотней мелких компаний на биотехнологическом рынке, глубоко вникают в научные вопросы. При этом речь идет о продуктах, которые пока еще находятся на лабораторной стадии и не получили одобрения Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США. Здесь обсуждаются не будущие доходы, а только биология, химия и данные клинических испытаний. Биотехнологические фирмы конкурируют за стартовые материалы (технологическую информацию из университетов и частных лабораторий), за творческие таланты (биологов и химиков) и скудное финансирование от немногочисленных инвесторов. Это рынок для «непричесанных» идей, на которые не обращают внимания фармацевтические гиганты. Двадцать лет назад это была генная терапия, 10 лет назад – иммунотерапия, сегодня – стволовые клетки.
Как и в мире кино, оба рынка соединяет симбиотическая сеть партнерств. В большинстве случаев партнерские отношения носят характер разовой сделки. В главе 5 мы видели, что одна такая сделка помогла фирме Genentech выжить на раннем этапе (партнерство с Eli Lilly). Точно такая же разовая сделка с компанией Disney помогла выжить студии Pixar. Но бывают и случаи более широкого партнерства. Например, компания Roche, фармацевтический гигант из Швейцарии, на протяжении двадцати лет сотрудничала с Genentech из Сан-Франциско, результатом чего стала целая череда биотехнологических новинок. В их числе можно назвать лекарство «Авастин», о котором мы уже говорили в главе 2 и у истоков которого стоял Джуда Фолкман, и «Герцептин», который изменил наши представления о лечении рака груди. Ежегодные доходы от продажи этих двух проектов превышают 30 миллиардов долларов. Швейцарская фармацевтическая компания поддерживает своими ресурсами безумные идеи фирмы из Калифорнии.
Рынок из сотен акционерных и частных биотехнологических фирм – это пример бережного отношения медицинского мира к безумным идеям.
И киноиндустрия, и индустрия создания новых лекарств разделились на рынок крупных компаний, которые занимаются франшизами, и рынок мелких новаторов, которые реализуют безумные идеи. Оба рынка связаны посредством целой сети партнерских отношений. Такое разделение при одновременной связи представляет собой пример соблюдения двух из трех указанных выше условий: фазового разделения и динамического равновесия.
Третье условие – критическую массу – лучше всего проиллюстрировать на примере.
В последнее десятилетие почти каждый крупный город США выступал с инициативой создания на своей территории «биотехнологического хаба». А теперь представьте, что вы только что получили ученую степень по биологии или химии. В какой город вы с большей вероятностью отправитесь для построения карьеры: в Детройт, где есть небольшое количество биотехнологических фирм, или в Бостон с его двумя сотнями компаний, сотнями венчурных капиталистов и предпринимателей, каждый год создающих новые фирмы? Большинство биотехнологических компаний, как и все безумные идеи, на первых порах борются за выживание. Если вашу компанию постигнет неудача, вам понадобится запасной аэродром поблизости. По этой же причине в Бостон слетаются основные инвесторы, продавцы и поставщики. Все хотят иметь больше возможностей и путей отступления. Недавно многие из крупнейших биомедицинских компаний перевели свои исследовательские подразделения в Бостон. Они хотят быть ближе к партнерам и их продуктам, которые те приобретают. А все это, в свою очередь, ведет к увеличению количества венчурных долларов и росту числа биотехнологических фирм. Возникает самовоспроизводящийся цикл, который обеспечивает постоянный рост.
Бостон достиг критической массы и запустил цепную реакцию. А Детройт не сумел.
А теперь давайте распространим наши три условия на страны.
Для начала сравним судьбы двух людей. Один помогал зарождению научной революции в Европе. Второй, автор схожих идей с такими же подходами и таким же (а может, и бо́льшим) природным талантом, мог бы еще раньше сделать то же самое в Китае, но не сделал.
За пять веков до того, как Тихо Браге построил лучшую астрономическую обсерваторию в Европе, Шэнь Ко уже руководил лучшей астрономической обсерваторией в Китае. Тихо, будучи датским аристократом, пользовался поддержкой короля Дании. Король предоставил в его распоряжение остров Вен и выделил средства, позволившие нанять многочисленный персонал и приобрести лучшее оборудование. Шэнь не отличался благородным происхождением, но с первого раза сдал экзамен для имперских гражданских служащих. Делая карьеру, он попутно изучал астрономию и постепенно заручился поддержкой императора, который назначил его главой Императорского астрономического бюро (астрономия была важна как для европейских королей, так и для китайских императоров по схожим причинам: знаки небес воспринимались как пророчества).