Если Paramount, Universal или какая-то другая из крупных студий ставят крест на сценарии, он уже не возрождается. Если глобальная фармацевтическая фирма не дает хода лекарству на ранней стадии, этот проект погибает. Если в Китае или в какой-нибудь исламской империи верховный правитель не соглашается с многообещающей новой астрономической идеей, как это произошло с идеями Шэня Ко, она остается мертворожденной.
Китайская империя Северная Сун в XI и XII веках достигла критической массы. Экспоненциально росло производство стали и чугуна. Процветало изготовление бумажных денег, книгопечатание, рыночный обмен. Технологическими инновациями были охвачены военное дело (ружья, пушки, бомбы), транспорт (каналы со шлюзовыми системами), навигация (магнитный компас, судовой руль на ахтерштевне), промышленное производство (ткацкие станки с приводом от водяных колес). Этот период развития назывался «первым индустриальным чудом». Подобная производительность и уровень инноваций были достигнуты в Европе только спустя шесть веков.
Но хотя Китай достиг критической массы (условие № 3), цепная реакция в нем так и не произошла. Он не смог осуществить разделение фаз (условие № 1) и достичь динамического равновесия (условие № 2). Политические игры и личные предпочтения императора постоянно превалировали над мнениями ученых. Через семь лет после того, как Шэнь начал работать над новой астрономической системой, император решил, что достигнутого уже достаточно. Он остановил проект и уволил главного помощника Шэня. Представьте, что было бы, если бы Рудольф II тоже решил, что Тихо и так уже многого достиг, и уволил Кеплера.
Империя Сун не смогла обособить группу, занимавшуюся безумными идеями (фазовое разделение), и создать баланс между безумными идеями и франшизами (динамическое равновесие). Другими словами, ей не удалось то, что сделал Вэнивар Буш в годы Второй мировой войны.
Рискуя навлечь на себя гнев историков и специалистов по культуроведению, я могу высказать предположение, что если бы китайский император прислушался к мнению своего Вэнивара Буша, то научная и промышленная революция могла бы произойти на пять веков раньше. И мы бы все сейчас говорили по-китайски.
Особую роль в вынашивании безумных идей играет поддержание их жизнеспособности, несмотря на неудачи и отсутствие признания.
Как уже говорилось, в производстве лекарств и в киноиндустрии проекты, забракованные крупными фармацевтическими компаниями и киностудиями, обычно так и остаются мертворожденными (или пребывают в состоянии зомби – не совсем мертвые, но и живыми их не назовешь). Если же речь идет о питомнике безумных идей, будь то маленькая биотехнологическая фирма в Бостоне или маленькая киностудия в Голливуде, то даже отложенный в сторону проект впоследствии может всплыть, если появится новый инвестор. Например, самый многообещающий на сегодняшний день подход к лечению рака, заключающийся в возбуждении собственной иммунной системы организма для борьбы с опухолями, был отвергнут крупной фармацевтической компанией. Однако спасти этот проект помогло несколько мелких биотехнологических фирм, тесно сотрудничавших с учеными в университетах и независимых лабораториях. Многие из этих фирм потерпели крах, но некоторые добились успеха и существенно изменили методики лечения рака. Большинство крупных прорывов в разработке новых лекарств пережило ряд взлетов и падений, прежде чем смогло добиться окончательного успеха. Это напоминает прыжки с одного листа кувшинки на другой. Широкое признание приходило к идеям лишь после самого последнего прыжка.
Когда Тихо лишился поддержки датского короля и начал свои двухлетние странствования от одного правящего дома к другому, которые закончились только в Праге, это тоже было похоже на прыжки по листьям кувшинок. Лишь благосклонное отношение местных правителей к безумным идеям и готовность финансировать научные исследования (и надоедливых исследователей) помогли спасти не только обсерваторию Браге, но и гелиоцентрическую систему Коперника. Лишь одна научная школа в Виттенберге (Германия) продолжала на протяжении шестидесяти лет преподавать основы системы Коперника, пока Тихо и Кеплер не спасли его учение.