Безумный лес

Я терпел, надеясь, что этот приступ сумасбродства у Деспы пройдет так же, как проходили все прежние. Но надежды мои не сбылись. До конца дня Деспа заперлась у себя — подслушивать, о чем говорят меж собою Петрица и Минкэ. Молодожены предавались ласкам и нежно ворковали у себя в спальне. Стены, разделявшие комнаты, были очень тонки, так что, когда в доме наступала тишина, можно было слышать даже шепот.

На другой день мы оба, я и Филипаке, отправились в школу с тяжелым сердцем. Боялись, как бы Деспа не выкинула еще какой-нибудь штуки. И она-таки выкинула. Тимон, как всегда, вошел в класс. И, как всегда, раскрыл журнал. И снова, по несчастной случайности, пожелал вызвать к доске смуглянку. Не поднимаясь с места, Деспа разразилась хохотом. Насмеявшись вдоволь, взъелась на преподавателя:

— Не вздумай еще раз вызвать меня, все равно не выйду. Неужто не понятно, что я не хочу отвечать? И нечего тебе важничать. Все равно отвечать не буду. Ступай лучше к сестрам Скутельнику. Спрашивай у них вместо меня. Пусть они тебе ответят. Их проверяй. Сходи к ним, может, они тебе не откажут. Но я слышала, что тебя они больше не принимают. Что они высмеяли тебя и прогнали ко всем чертям.

И она наговорила ему кучу всяких дерзостей, намекая бог знает на что. А потом посыпались и просто непристойные грязные ругательства, которые можно услышать разве что в цыганском таборе.

Ученики сначала притихли. Но вскоре, уже не стесняясь учителя, парни и девушки дали себе волю, и от громового хохота скамьи заходили ходуном. Тимон рассвирепел, схватил линейку и принялся лупить по рукам всех подряд, по четыре удара каждому. Вот он дошел до скамьи, где сидела Деспа. Сделал ей знак встать и подставить ему ладони, как делали все остальные, получая свою порцию ударов. Но Деспа и не подумала повиноваться. Даже не пошевелилась. Посмотрев ему прямо в глаза и обращаясь на «ты», как в прошлый раз, спокойно сказала:

— Если ты, Тимон, коснешься меня своей линейкой или пальцем, я уйду из класса и брошусь в колодец прямо против твоего дома. Слышишь? Утоплюсь в колодце против твоего дома. Мне не до шуток. Я тебе не сестры Скутельнику, слышишь, Тимон! Попробуй только тронуть меня линейкой или пальцем — пойду и утоплюсь в колодце против твоего дома. Худо тебе придется, Тимон. Тогда уж тебе не выкрутиться.

Учитель посинел от злости. Закусил свой короткий ус. Смолчал. Отшвырнул линейку. Схватил классный журнал и умчался с ним в канцелярию. В классе появился секретарь гимназии — низенький человечек, преподававший нам музыку, — и распустил школьников по домам.

— Ура, Деспа!

— Браво, Деспа!

— Здорово ты утерла нос Тимону!

Деспа молчала. Собрала книжки и тетрадки, засунула их в сумку и ушла. Я узнал эту неприятную новость на первой перемене. Одновременно со мной об этом узнал не только Филипаке, но и вся школа.

— Ничего подобного в нашей школе еще не бывало!..

Парни и девушки судили о случившемся по-разному. Братья Мэтрэгунэ считали, что из-за этого в школе введут более суровую дисциплину. Адамян и Кирович утверждали, что дисциплину, наоборот, ослабят. Все сходились только на одном — что Деспу исключат. Однако, ко всеобщему удивлению, не говоря уже обо мне и одноруком, не произошло ровным счетом ничего. На следующий день Деспа снова явилась в школу. Тимон больше не трогал ее, и урок шел своим чередом.

Слух о столкновении между девчонкой и преподавателем разнесся по всему городу и, послужив некоторое время предметом для разговоров, был вскоре забыт. Вечером, уже дома, я оказался свидетелем разговора Филипаке с сестрой:

— Из-за чего это ты надерзила Тимону? Как ты не побоялась?

— Надерзила? Я? Наоборот, это Тимон надерзил мне. Не побоялась? А что мне его бояться? Это пусть он меня боится. Тут уж я постараюсь. Мне ведь кое-что известно.

Понять я ничего не понял. Но задумался. Что-то ведь крылось за этими словами? Филипаке тоже ничего не понял. Однако он был не из тех, кто станет портить себе кровь из-за пустяков. Пожав плечами, сказал:

— Ну и дура!

— А мне сдается, что из нас двоих дурак-то как раз ты.