— Только из-за этого?
— Да. Только из-за этого.
— И глаза блестели тоже из-за подъема? Блестели, как у бешеного волка.
— Если глаза и впрямь блестели, то я уж и не знаю, почему. Да они и не блестели. Нет. Не блестели. Когда у меня глаза блестят, я это чувствую.
— Уж это-то я и сама знаю. Поняла там… Где служу. Знаю, почему иногда у мужчин блестят глаза. Понимаю, отчего они иногда словно бешеные.
Я вознегодовал. В душе проснулась подленькая злоба. Впрочем, со мной это случалось и прежде. Но не успел я еще открыть рта, чтоб излить весь яд, что клокотал во мне, как совсем близко раздались чужие голоса:
— Влюбленные, слышь, Строе. Кажись, мы не с левой ноги ступили. Вот сразу и наткнулись на влюбленную парочку.
Я вскочил на ноги как ошпаренный. Валентина — тоже. Всего в нескольких шагах от нас мы увидели двух смуглых, молодых здоровых цыган, мордастых и усатых, одетых по-городскому. Они разглядывали нас жадными, похотливо блестевшими глазами, уперев руки в боки и, казалось, готовились напасть.
— Ну, Нае, что будем делать?
— Будто сам не знаешь?.. Знаешь небось…
Свирепые лица цыган, их намерение и слова, которыми они обменялись, привели меня в замешательство. Зато Валентина, к великому моему изумлению, совершенно хладнокровно и спокойно сказала:
— Ступайте своей дорогой, бродяги. Убирайтесь отсюда и оставьте нас в покое.
Здоровяки цыгане переглянулись и захохотали. Тот, кого звали Строе, злобно ухмыльнулся.
— О чем это ты, красотка? С какой это стати нам убираться? Не каждый день выпадает такая удача.
Они поплевали на ладони. Затем неторопливо и уверенно стали подступать ближе, не сводя с нас глаз. Строе вытянул руки, намереваясь схватить меня за глотку. Я отскочил. Нае неожиданным прыжком бросился на Валентину. Девушка увернулась. Увидев, что я не поддаюсь, не проявляю охоты быть задушенным, но и не собираюсь дать тягу, Строе резко замахнулся, целя мне кулаком в темя. Но я уже не впервые сталкивался с такими людьми. Усталость и слабость как рукой сняло. Я подумал: «Еще посмотрим, кто кого!» Напрягши все силы, как дикий зверь, я изловчился и отпрянул в сторону. Голова была спасена. Но удар свинцового кулака молотом обрушился на плечо. Плечо хрустнуло. У меня потемнело в глазах. Я покачнулся. И рухнул. Цыган нагнулся, собираясь двинуть мне тыльной стороной руки между глаз. Я отбил его руку. Тогда он снова замахнулся кулаком. Ухмыльнулся. Зубы у него были большие и белые, как у волка. Я следил за его движениями, и в ту секунду, когда кулак цыгана со страшной силой устремился к моему лицу, я нащупал и вытащил из кармана нож, выставив его острием вверх и крепко сжав рукоятку.
Смуглый кулак с силой напоролся на лезвие. Цыган взвыл. Я еще крепче сжал рукоятку, чтобы извлечь лезвие из его руки. Цыган отшатнулся. От дикой боли лицо его покрылось бледностью, и, пытаясь остановить кровь, хлеставшую струей, как вода из расселины, он на какое-то мгновение забыл обо мне. Я боялся, как бы боль и злоба не помутили его рассудка и как бы он снова не набросился на меня. Его надо было опередить. Быстро подобравшись, я забыл про свое увечье и одним рывком вскочил с травы. Решительно двинулся на цыгана, намереваясь кольнуть его раз-другой в бок, чтоб выпустить из него еще больше крови. Но мне не повезло. Цыган, увидев мою решимость, мгновенно оценил опасность и, как заяц, пустился наутек.
Я вспомнил, что их было двое. Мигом обернулся и увидел Нае. Верзила уже одолевал Валентину. Подставив ножку, он изо всех сил толкнул ее и опрокинул в траву. Вытаращил глаза и, роняя слюну, пытался раздвинуть сжатые колени девушки и овладеть ею. Валентина даже не вскрикнула. Цыган натужно пыхтел и ломился изо всех сил. По его лицу из глубоких царапин, оставленных ногтями Валентины, текла кровь. Но он не замечал этого. Слышно было лишь его надсадное бормотанье:
— Так!.. Так!..
Мне показалось, что девушка уже сломлена. Я услышал какой-то странный смех и увидел, что она разжала колени, обхватила цыгана за шею и как будто ищет его губы, словно хочет их поцеловать, словно жаждет страстно впиться в них зубами. Смуглый верзила попал в раскинутую западню, обмяк и на мгновение ослабил натиск. И тут, осуществляя свой замысел, Валентина стремительно выбросила вверх колено и с силой ударила цыгана в пах. Тот, коротко застонав, упал. Эта жестокая схватка уже закончилась, а я все еще стоял как истукан, в полном замешательстве. Опомнившись, хотел кинуться к цыгану и кольнуть его концом ножа в бок. Тем временем оглушенный пришел в себя и, корчась от боли, стал кататься по траве, держась обеими руками за то место, куда ему был нанесен удар. Валентина подала мне знак не вмешиваться, поправила смятую юбку, поднялась на ноги и спросила:
— А где твой герой?
— Удрал…
Она взглянула на нож в моей руке.
— Ты его сильно поранил?
— Сильно.
— Куда?
— В руку. Он сам напоролся на нож.
— Здорово! Но с этим не связывайся. Оставь его мне. Я его сама проучу, чтоб на всю жизнь запомнил.