Безумный лес

Девушка разговаривала с Филипаке. Но смотрела на меня. И смотрела искоса. Смотрела свирепо и жадно, будто хотела проглотить меня живьем. Я, в свою очередь, ответил ей таким же нахальным и бесстыдным взглядом. Мне хотелось знать, чем кончится этот молчаливый поединок. «А пока, — сказал я себе, — разглядим, какова она собой». И я стал разглядывать ее. Очень внимательно. У нее были большие, круглые и черные, как деготь, глаза, жгучие и страстные, каких я не встречал ни у кого. Лицо было не просто смуглое, но почти черное, как у цыганки. Длинные черные косы, блестевшие, как хвост молодой кобылы, были заплетены красными ленточками и спадали на спину. Я вспомнил, что я уже взрослый и, когда захочу, умею обращаться с девушками. Быстро соскочив с циновки, поднялся на ноги и одернул свой слегка помявшийся костюм. В глазах у девушки блеснул огонек. Ей польстило, что я не хочу быть невежей. А Филипаке не обращал на свою сестру ровно никакого внимания. Он по-прежнему валялся на циновке. Потом потянулся, хрустя суставами, часто заморгал и, указывал культей на смуглянку, произнес:

— Моя сестра. Я забыл тебе сказать, что она немного не в своем уме и порядком взбалмошная. Если не хочешь, чтоб она выцарапала тебе глаза, будь добр, поцелуй ее. В щеку, разумеется.

Девчонка сверкнула глазами и сердито обрушилась на него:

— Почему ты не сказал, как меня зовут? Что, у меня имени нет? Лучше бы сказал, как меня зовут, чем говорить, что я сумасшедшая и взбалмошная.

С приветливой улыбкой подойдя ко мне, она протянула руку, как благовоспитанная барышня, и представилась:

— Меня зовут Деспа… Деспа Арэпаш… И я совсем не такая, как говорит этот однорукий. Он говорит гадости, потому что у него поганый язык.

Я улыбнулся и притворился удивленным:

— Деспа? Ты говоришь, тебя зовут Деспа?

— Да, Деспа. Как сказала, так и зовут. Ты что? До сих пор не знал ни одной девушки с таким именем? Так давно живешь, должен бы всего насмотреться. По-моему, ты большой осел.

Мне понравилось, как она держится и говорит. Меня не обидело сравнение с ослом. Напротив, подбодрило. Я развеселился и принял участие в игре.

— Да, это правда. Я уже совсем большой осел и живу на свете много лет. Но, честно признаюсь, до сих пор не встречал девушки по имени Деспа.

— Может, скажешь, что даже не слышал?

— Слышать слышал, раза два, но лично знать не приходилось. Ты и сама, наверное, знаешь, что Деспа — довольно редкое имя.

— Вот поэтому-то мама и окрестила меня так, чтоб у меня было редкое имя.

Однорукий засмеялся.

— Деспа… Редкое имя… Да к чему тебе редкое имя?

Смех и слова однорукого рассердили ее.

— Не смей смеяться надо мной. Слышишь? Не смей надо мною смеяться!.. Калека!..

Я вмешался:

— Не ругайтесь. Пожалуйста, не ругайтесь.

Деспа пристально посмотрела на меня. Потом сказала:

— Ладно. Раз ты просишь не ругаться — не будем.

Она выгнула спину, так что сквозь тонкое платье четко обрисовались круглые груди, похожие на персики. Обожгла меня своими черными, как деготь, глазами и спросила:

— Я тебе нравлюсь?

Ее бесстыдный вопрос был как неожиданный удар, и я смутился. Потом овладел собой и шутливо ответил:

— Ты хорошенькая. Даже очень.

— Хорошенькая? Даже очень? Зачем врешь? Едва вошел в дом, а уже врешь… Уши вянут слушать.

— Я правду говорю, Деспа, истинную правду.

Она помолчала. Подумала. И опять не поверила мне, Покачала головой.

— Смеешься надо мной! Издеваешься! Врешь без зазрения совести. Эх ты, хромоногий! Сухарь! Желтушный! Так знай же, что не только у Филипаке язык поганый. У меня язычок не лучше. Если хочешь проверить, послушай…

Она уперла руки в боки, как это делают слободские кумушки, когда бранятся и поносят друг друга на виду у всей улицы. На меня обрушился поток брани и оскорблений. В этом она знала толк. Она честила и поносила меня, пока не устала. Потом ушла, сердито хлопнув дверью.

Однорукий, со смехом следивший за происходящим, сказал:

— Не будь глупцом, дружище, и не принимай мою сестру всерьез. Я уже говорил тебе — она взбалмошна и не в своем уме. Я немного переборщил. Просто у нее чудной характер. Такой же чудной, как и ее темное лицо. Изо всей семьи она одна похожа на покойного отца и лицом и норовом. К тому же — она единственная девочка в семье. Мать балует ее. Да и мы тоже. Так что, дружище, рассуди здраво и не пугайся ее причуд, чего бы она ни сказала и ни выкинула. На самом-то деле у нее доброе сердце. И потом… мне кажется, ты этой чудачке понравился.

— Пугаться я не буду. Да и сердиться тоже. Только ответь мне, Филипаке, сколько твоей сестре лет?

— Четырнадцать…

— По виду ей все семнадцать.

— По виду ей можно дать и семнадцать, но на самом деле ей только четырнадцать.

Он с трудом поднялся с нар и поплелся искать Деспу. Она была в своей комнате. Я слышал, как они долго бранились. До моего слуха долетело несколько ругательств, таких резких и грубых, что стриженые волосы у меня на голове встали дыбом.