«уж так повелено началом всех начал…»
«(волчат), которых изначальное предназначение и явило на свет ради такой охоты (на сайгаков)…»
«Но каждой твари свой рай предопределен».
«Понятно, волчица не могла дать им имена: раз богом не определено, не переступить…»
«теперь они были равны перед лицом безжалостного оборота судьбы…»
Сентенции: «Трудно установить, что такое людская жизнь».
Вот это хорошо: «предощущение беды».
Вот в этой «Плахе» Авдий слушает старые болгарские церковные песнопения: «Уже с зачина стало ясно, что… И в этом была сила их искусства, когда заученные божественные тексты лишь предлог, лишь формальное обращение к Нему и на первом месте (!) здесь дух человеческий, устремленный к вершинам собственного величия».
«приковало мои мысли и чувства с такой неотразимой силой»
«чтобы мы погружались в себя, в кружащие омуты подсознания»
Еще сентенция: «На все есть своя причина в жизни».
«И лишь музыка, преодолевая догмы всех времен, всегда устремлена в грядущее».
«Невольно появлялась мысль: были бы крылья – полетел бы над землей».
Чингиз продолжает свои гадости. «Да, законы человеческих отношений не поддаются математическим исчислениям, и в этом смысле Земля вращается, как карусель кровавых драм».
И совершенно дурацкая беседа с отцом Координатором перед вышиб. Авдия из духовной семинарии.
Авдий: «Лично для меня молитва есть контрапункт постоянных размышлений о Всевышнем».
Он же: «Ну если вы исключаете самостоятельность мысли как таковую, то, к сожалению, владыка, нам не имеет смысла дальше разговаривать» и пр.
«А не ты ли рвался с неудержимой силой из стен семинарии на стремнину жизни?»
«Авдию запомнились необыкновенно тонкие черты ее одухотворенного лица».
Опять «Плаха». Усматриваю провокацию, сверх фальши и плохой умелости.
Кюстин. La Russie en 1839.
Москва, Издательство политкаторжан, 1930 г. Почти тут же отправлен в «спецхран».
«До сих пор я думал, что истина необходима человеку как воздух, как солнце. Путешествие по России меня в этом переубеждает. Лгать здесь – значит охранять престол, говорить правду – значит потрясать основы».
«Величайшее удовольствие русских – пьянство. Но вот что характеризует добродушие русского народа: напившись, мужики становятся чувствительными и вместо того, чтобы угощать друг друга тумаками, по обычаю наших пьяниц, они плачут и целуются. Любопытная и странная нация! Она заслуживает лучшей участи».
«У русских больше наблюдательности, чем ума, больше добродушия, чем доброты, больше остроумия, чем воображения».
Он же: «Все души носят здесь мундир».
«Здесь все слишком несчастны, для того чтобы жаловаться».
«Русский народ – нация немых».
Обольщается де Кюстин: Петербург будет затоплен. Воды снова завладеют трясиной. (1839 г.)
Маркиз де Кюстин великолепно о Кремле: «Все эти (на территории Кремля) богомольные памятники, гордыня властолюбия, благочестия и славы, выражают, несмотря на их кажущееся многообразие, одну-единственную идею, господствующую здесь над всем: это война, питающаяся военным страхом».
«Кремль, бесспорно, есть создание существа сверхчеловеческого, но в то же время и человеконенавистнического. Слава, возникшая из рабства, – такова аллегория, выраженная этим сатанинским памятником зодчества».
«Петербург – то оштукатуренная Лапландия».
«насквозь военная страна»
О Петербурге: «Я все больше презираю это размалеванное болото».
О Николае I: «тюремщик одной трети земного шара».
Кюстин: «Когда солнце гласности взойдет наконец над Россией, оно осветит столько несправедливости, столько чудовищных жестокостей, что весь мир содрогнется».
Кюстин: «Я преклоняюсь перед властью русского правительства над умами людей, хоть и не понимаю, на чем эта власть основана».
«Нужно жить в этой пустыне без покоя, в этой тюрьме без отдыха, которая именуется Россией, чтобы почувствовать всю свободу, предоставленную народам в других странах Европы, каков бы ни был там принят образ правления».
«Когда ваши вздумают роптать на Францию, прошу вас, воспользуйтесь моим рецептом, скажите им: поезжайте в Россию! Это путешествие полезно для любого европейца. Каждый, близко познакомившийся с Россией, будет рад жить в какой угодно другой стране. Всегда полезно знать, что существует на свете государство, в котором немыслимо счастье» (так кончается книжка де Кюстина).
Кюстин о Николае I: «Милосердие, сострадание кажутся ему нарушением его кодекса политической морали».
У Зиновьева в «Евангелии для Ивана».
Из молитвы там же:
В письмах к Ахматовой Николай Гумилев:
«Каждый вечер я хожу один по Акиних‹ской› дороге испытывать то, что ты называешь Божьей тоской».
«Мне кажется, что во всей вселенной нет ни одного атома, который бы не был полон глубокой и вечной скорби» (1912).
Трехактная комедия В. Войновича «Трибунал» (Лондон, 1985 г.).
Прокурор: «Что значит хороший человек? Может быть, Гитлер для Евы Браун был тоже хороший человек!»