Читаем Безутешный счастливчик полностью

Она была как ведьма молодаяЕй было лет 14 – не большеЛет 18 иль немного большеИ улыбалась как ведьма молодая.

Начало приговского:

Сдвигаются горы по плану СовминаУносятся реки по плану Госплана.

Еще Приговщина: (начало).

Роза молвит соловью:Соловей мой ай лав ю.Соловей безумн и тихМолвит: ихь – мол – либе дих.

Еще из Майи Каганской, Синтаксис, 12, 1984 г.

«Я не поклонница Сартра и не защитница Горькому, речь идет не об отношении к явлениям, но о чувстве слова: заношен не только советский язык – диссидентская фразеология тоже порядком поизносилась. (В качестве положительного художественного примера приглашаю на встречу Венички Ерофеева с Ж.-П. Сартром с Симоной де Бовуар, вечно бредущими по Елисейским Полям то ли из бардака в клинику, то ли из клинику в бардак)».

(Против Максимова и его последнего романа «Чаша ярости». «Оживить и озвучить ее способно только слово, а оно у Максимова удручающе однозвучно».)

«В это же – романное – время, по тем же московским закоулочкам летают ангелы Венички Ер. И внятно выговаривают „что-то такое“ на ангельском своем языке, гениально воплощая в литературную явь неосуществленную мечту „жестокого таланта“ о метафизике и мистики русского запоя – романе „Пьяненькие“ (Сноска: «За что Бахтин „Москву – Петушки“ весьма одобрил, о чем я с радостью узнала благодаря любезности и осведомленности А. Сопровского. Ему (Бахтину) в свое время пришелся по душе один из показательнейших образцов современного „паниронизма“ роман „Москва – Петушки“ (Континент, № 32, стр. 371)».)

Вот у кого поэтика Достоевского наконец подняла нагруженные веки, подтянулась, распрямилась и воскресла. Без монархического или православного идеала, без сострадательного психологизма – одной силой слова, преображенного гротеском, иронией, игрой, выдумкой. А сострадание и жалость, положенные всякому истинно „жестокому таланту“, передаются у Венички не соответствующими словами, но жанром – особым жанром русского путешествия: это Радищев пересаживается из сентиментального европейского дилижанса в видавшую виды гоголевскую бричку, исторгает болезненный стон при виде чудища, которое обло и лайя, меж тем как разудалая электричка оставляет далеко позади себя другие народы и государства, от Елисейских Полей Елисеевский магазин отделяется одним слогом, а глухонемая баба, свесившись с печки, комментирует поиски собственного „я“» (Синтаксис, № 12, 1984 г.).

1986

Сегодня до полудня осилил то, что, наверное, никто не осиливал: 1-ю и 2-ю книги Паралипоменон.


Читаю Н. Берберову. Вот как и с кем она сидит в берлинском ресторане (все смылись из России «для поправления здоровья») (1922 г.).


А ведь какая бездна только чтива стоит в очереди. Поэтика древнегреческой литературы с Аверинцевым, Хармс, История средних веков, Словарь библейского богословия, мемуары о Хармсе и Кузмине, П. о Нибелунгах и пр. и пр.


Молодые писаки из Варшавского пакта: о трех столпах современной молодой русской литературы 70-х гг. Проза – Шукшин. Драм. – Вампилов. Поэзия: Н. Рубцов.

(Иностранная литература. 1978 г.)

Там же: «Утопии Джорджа Оруэлла, который в своем антисоциалистическом ослеплении…» и т. д.


Из совершенно незнакомого мне стихотворения Фета:

Язык душевной непогодыБыл непонятен для меня.

И оттуда же:

И духа злобы над душоюЯ чую тяжкое крыло.

И до чего трогательно звучит у Фета еще не обосранное большевиками слово «разоблаченная», то есть без покрывала.


А в «Правде» за 28 сентября – передовая статья об эскалации атеистической возни.


Не выбрасывать «Правду» от 28-го (по-моему) сентября с передовицей об ускорении атеистической пропаганды.


Утром «Ров» Андрея Вознесенского, никудышного, если не считать протокольной стороны дела в прозаич. переборах.


В мемуарах Берберовой веселые сноски о своих подружках по гимназии и судьбах их. Наташка Ш., будущая эсерка, умерла в Соловках, Лидия Ш. – в 1931 г. покончила с собой. Люся М. – расстреляна в 1938 г. Маша Р. – умерла от голода в Ленинграде в 1942 г. И пр., и пр.

А сама – вовремя свалила во Францию в 1922 г.


Возобновляю чтение «Бесов». Но – помехи, суеты и глупая необходимость прочесть чингизовскую «Плаху». Мгновенность каждого отдельного дня.


Неисправимейший балбес Блок. Из дневников 1918 г.: «Чувство неблагополучия – музыкальное чувство».

В самом деле балбес: «Россия заразила уже человечество своим здоровьем» (и это в дневнике 20 февраля 1918 г.).


В этой самой «Плахе»:

«лишь стихийные бедствия да человек могли нарушить этот изначальный ход вещей в Моюнкумах…»

«и в этом была своя, от природы данная целесообразность…»

«В ней (волчице) заговорил великий природный инстинкт сохранения потомства…»

«и красотой своего звериного предназначения»

«так устроила их природа в ходе эволюции»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное