Если просмотреть теперь сочинения восточносирийских мистиков с целью найти то, что они говорят о связи сердца и re‘yānā, mad‘ā
или hawnā, то мы увидим, что Исаак Ниневийский, как и Макарий, говорит о том, что re‘yānā находится в сердце, в некотором роде как один из его членов91; тогда как для Симеона д-Тайбуте re‘yānā является как бы источником, который снабжает сердце различными помыслами и который нужно приучать к духовной пище92. Макарий говорит, что в re‘yānā запечатлевается подобие Иисуса, а в сердце – подобие Царствия; в том же смысле Иоанн Дальятский говорит о «славных и возвышенных вещах [, которые] открываются […] Богом посредством [умного] видения, слышания и ведения, […и] они начертаны на чистом сердце и запечатлены в просвещенном уме (mad‘ā) в услаждение ему»93; в то время как Исаак Ниневийский пишет о том, что «в чистом сердце напечатлевается новое небо»94.Согласно Иосифу Хаззайе, как и сирийской версии Макария, mad‘ā
тоже находится в сердце, хотя в самую глубокую его часть может войти только с помощью «духовного ключа», которым является огненное движение Духа95, и с помощью «памяти Божией», изгоняющей всякое другое воспоминание96. У него mad‘ā также имеет очи97, которыми он ясно видит сущность вещей, входящих во внутренность сердца98. Подобно Макарию, он говорит об «ушах сердца», которые слышат тонкий глас, приходящий в откровении к духовному человеку99. И, вероятно, мы можем уловить отголосок выражения Макария «в его очах есть иные очи» (но перенесенное на очи самого mad‘ā) в словах Иосифа Хаззайи о «взоре зрящего mad‘ā», который «скрыт как бы облаком внутри самого себя (= внутри своего взора) светом Святой Троицы» таким образом, что он не видит ничего, кроме Нее100.Ум (hawnā
) тоже пребывает внутри сердца101. Подобно тому, как Макарий говорит о глубине сердца и о глубине hawnā, так и Иосиф Хаззайя, со своей стороны, изумляется бесконечной перспективе, которую открывает hawnā по мере того, как он входит в сердце: «Что за удивительное явление: человек ограничен мерой и количеством, а место в его сердце безгранично! В самом деле, чем больше ум входит туда, тем большее пространство раскрывается перед ним»102. В то же время, объединяя Макария и Евагрия, он говорит о светлом видении hawnā самого себя, которое открывается для него «на тверди сердца»103, и напоминающем видение сапфира, которое делает возможным видение самой Святой Троицы104. Мы видели выше, как Дадишо Катарский цитирует текст Макария, говоря, что именно hawnā занят памятью Божией. Точно так же и Макарий говорит о сосредоточении hawnā, а Исаак Ниневийский – о собранности hawnā, которое сопровождается в сердце горячей ревностию и воспламенением105, тогда как Симеон д-Тайбуте сравнивает hawnā с кадильницей, которая наполняет ароматом помыслы сердца и возливает на них благоуханный елей любви106. Наконец, подобно Макарию, говорившему о том, что в hawnā сияет утренняя духовная Звезда, Иоанн Дальятский взывает ко Христу такими словами: «Слава Тебе, многосиянная Звезда [происходящая] от Иакова, которая воссиявает из сердца и зрится в уме (b-hawnā) горних и дольних существ!»107 – в то время как Иосиф Хаззайя советует монаху: «Непрестанно смотри в обитель своего сердца, дабы узреть там оную Звезду, которая является на земле сердца смиренных»108.Все это – и по содержанию учения, и по тону – ясно указывает на влияние Макария на наших авторов, особенно если вспомнить, что термины re‘yānā, mad‘ā, hawnā
и сам термин «сердце» здесь часто взаимозаменяемы.3.2.2. Непрестанная молитва
В текстах как Макария, так и восточносирийских мистиков, которые мы приводили до сих пор, неоднократно встречались упоминания о непрестанной молитве или о постоянной памяти Божией (или равнозначные выражения). Утверждение о необходимости непрестанной молитвы очень характерно для сочинений псевдо-Макария109
. Это также один из тех элементов, который восточносирийские монахи охотно восприняли из поучений, приписываемых в Апофтегмах Макарию Египетскому (которого вместе с Макарием Александрийским наши отцы отождествляют, напомним, с автором всех макариевских писаний). Об этом свидетельствует следующее изречение аввы Макария, приводимое Фомой Маргским110: «Блаженный авва Макарий, быв спрошен братьями: “Какое из подвижнических деланий (pulḥānē d-‘anwāyūṯā) приносит с собой награду?” – ответил так: “Нет ничего выше непрестанной молитвы. Ведь демоны до последнего пытаются прекратить ее, ибо знают, что ею уничтожаются все их ухищрения”»111.