Библейские мотивы. Сюжеты Писания в классической музыке

Прошло 20 лет, и история повторилась: в 1861 г., когда Фердинанда уже два года как не было в живых, его племянник попросил Александра Уилока Тейера – американского музыковеда и биографа Бетховена – оценить фрагменты рукописей, найденные среди бумаг покойного дяди. Он надеялся продать их, чтобы выручить денег в пользу своей тётки – пожилой вдовы Фердинанда. Тейер показал эти страницы австрийскому исследователю Шуберта Генриху Крайсле фон Хелльборну; тот понял, что перед ним второй акт «Лазаря». В свою очередь, Хелльборн передал находку австрийскому дирижёру и композитору, увлечённому исполнителю музыки Шуберта Иоганну Хербеку – тому самому, что спустя несколько лет получил ещё один «античный обломок», две части «Неоконченной» симфонии, и первым продирижировал ими. Хербек поехал к вдове Фердинанда Шуберта и начал поиски. Существует душераздирающая легенда{347}, согласно которой последняя из известных на сегодня страниц была найдена им в продуктовой лавке неподалёку: вдова Фердинанда якобы продала пачку старых бумаг на обёртку. Собранный Хербеком неполный второй акт, тоже датированный февралём 1820 г., выглядел так же, как первый: это была чистовая партитура без исправлений и каких-либо рабочих помет. Хербек показал ноты Иоганнесу Брамсу, который настолько заинтересовался этой работой, что переписал для себя ряд её фрагментов. «Лазарь» упомянут в нескольких письмах Брамса как музыка, доставившая ему «необычайно тонкое удовольствие»{348}. Полтора акта «Лазаря» прозвучали под управлением Хербека – как, видимо, и планировалось изначально – на Пасху, но с 43-летним опозданием. Это было 27 марта 1863 г.[684]

Сегодня, если «Лазаря» Шуберта записывают на пластинку, драму обычно завершают погребальным хором второго акта, купируя последующий речитатив Нафанаила и уцелевший кусок арии Марфы, чтобы композиция приобрела хоть какую-то завершённость. Однако не раз предпринимались попытки уравновешения «Лазаря» другой работой для обретения иллюзии концептуальной цельности: в 1978 г., в рамках отмечания 150-й годовщины смерти Шуберта в Англии, после антракта исполняли «Неоконченную» симфонию – жест столь же логичный, сколь и компромиссный. Немецкий дирижёр Фридер Берниус, основатель Штутгартского камерного хора, придумал свой вариант завершения: яростная ария Марфы – как и рукопись – обрывалась на полуслове, а после нескольких оглушительных секунд тишины звучала знаменитая кантата Баха «Христос лежал в пеленах смерти» BWV 4, связываемая с «Лазарем» и образно – теми самыми «погребальными пеленами», – и догматически: это пасхальная кантата, вероятно написанная около 1707 г. Однако во всех этих случаях воскрешения не происходило. Главное в истории Лазаря по-прежнему отсутствовало. В 1994 г., незадолго до 200-летия автора оперы, а также Года Шуберта (1997), провозглашённого ЮНЕСКО, немецкий дирижёр Хельмут Риллинг предложил дописать «Лазаря» композитору, который, как могло показаться при поверхностном взгляде, был очень далёк от мира немецкого романтизма, – Эдисону Денисову, одному из крупнейших представителей послевоенного русского авангарда.

Тремя годами раньше Денисов уже сотрудничал с Риллингом – по его заказу он завершил Kyrie Моцарта KV 323. С тех пор поменялось многое – 8 июля 1994 г. на Минском шоссе Денисов попал в чудовищную автомобильную аварию: «[Его] "Жигулёнок" разбился вдребезги, и Эдисон тоже. Русские врачи делали всё возможное, чтобы его спасти, но он постепенно уходил. После двух недель пограничного состояния между жизнью и смертью, в котором он пребывал, я обратилась к послу Франции в России Пьеру Морелю. Ему Денисов обязан своим вторым рождением. Этот человек сделал невероятное: вызвал из Франции маленький санитарный самолёт, на котором Эдисона перевезли в Париж и поместили в военный госпиталь», – рассказывает об этом жена Денисова, музыковед Екатерина Купровская{349}. Из России во Францию Денисова перевезли в коме. Он находился ещё в больнице, когда получил предложение Риллинга, и принял его не сразу, однако впоследствии, когда проект был триумфально осуществлён, о чуде двойного воскрешения упоминали все – без исключения – рецензенты и комментаторы. «Тот мир, в котором я жил, лёжа без сознания почти два месяца в реанимации, был столь же реален и столь же ирреален, как и тот мир, в который я вернулся. Я долго был в том мире, о котором я не хочу рассказывать и о котором я не могу писать», – заметил в 1995 г. в дневнике композитор{350}, в свою очередь возвративший «Лазаря» Шуберта из небытия.