Затем автор Апокалипсиса видит Ангела с большой цепью в руке и ключом от бездны. Цепью Ангел сковывает змия-дракона-сатану, заключает его в бездну и запечатывает ее, чтобы сатана тысячу лет не мог действовать в мире. Именно поэтому на тысячу лет на земле устанавливается Царство Божье, а затем на короткое время освобожден будет сатана, чтобы окончательно быть побежденным. Апокалиптик говорит о «первом воскресении» — тех, кто не поклонился зверю и образу его и погиб за веру, а в тысячелетнее Царство Божье на земле будет царствовать вместе с Христом: «Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом: над ними смерть вторая не имеет власти, но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с Ним тысячу лет» (Откр 20:6
). Эти строки Апокалипсиса подпитывали надежды хилиастов — представителей хилиазма (греч. χιλιασμός — «тысячелетие»), особого течения в христианстве, с которым Христианская Церковь боролась как с ересью (особенно если тысячелетнее Царство Божье на земле представало как царство земных наслаждений[558]), но он упорно пробивался на новых и новых витках истории христианства. Само его появление вполне объяснимо: люди от века жаждут увидеть «новое небо и новую землю» именно на нашей земле; в особенно трагические времена они жаждут утешения в своих страданиях; именно поэтому хилиастические представления о тысячелетнем Царстве Божьем на земле и блаженстве с Христом ложились бальзамом на раны мучеников за веру в период римских гонений. Известно, что хилиазм был особенно распространен во II в. н. э. в малоазийских церквах. Хилиастические воззрения разделяли Папий Гиерапольский, Иустин Философ, Ириней Лионский. В III в. доктрины хилиазма придерживаются также многие, и среди них — Тертуллиан. В этом веке хилиазм особенно распространился в Египте: целая Арсноитская область из-за него отделилась от Александрийской Церкви. Когда же в IV в. гонения на христиан прекратились, мечтания хилиастов ушли на периферию христианского сознания, но не исчезли совсем. В соответствии с Апокалипсисом хилиасты усматривают в тысячелетнем земном Царстве Мессии переходную ступень к Царству Небесному.«Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их — как песок морский. // И вышли на широту земли и окружили стан святых и город возлюбленный» (Откр 20:7
). Однако в конце концов сатана окончательно будет ввергнут в «озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков» (Откр 20:10). Опираясь на топику Книги Пророка Даниила, автор Апокалипсиса рисует Суд над всеми, кто жил на земле, кто был вписан в книгу жизни: «И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих перед Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими. // <…> И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это — смерть вторая. // И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное» (Откр 20:12, 14–15).После пережитых страшных потрясений обновляется все мироздание: «И я увидел новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. // И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего» (Откр 21:1–2
). Видение Небесного Иерусалима в финале Апокалипсиса принадлежит к наиболее знаменитым в этой книге. Генетически оно связано с видением Города на холме (высокой горе) и Храма, подробно описанных в финальных главах Книги Пророка Иезекииля (Иез 40–48). Это пророчество-видение у Иезекииля имеет конкретно-исторический и отдаленно-эсхатологический смысл: во-первых, речь идет о возрождении Иерусалима и Храма после Вавилонского плена; во-вторых — о полном преображении народа Божьего и всего мира, о Граде, символизирующем Мессианскую эру. Неслучайно двенадцать ворот Города называются именами колен Израилевых (Иез 48:31–34; так же они именуются и в Апокалипсисе; см. Откр 21:12), «а имя Городу с того дня будет: Господь там» (Иез 48:35). Символическое имя обновленного Иерусалима свидетельствует о полном раскрытии Божественной сущности, о полном Богопознании, возможном только в Мессианскую эру.