Библия ядоносного дерева

Ну… Думаю, маме было неприятно признаваться, что, будь ее воля, мы бы удрали отсюда, как кролики. Или будь на то моя воля – и пусть бы меня называли трусихой, мне безразлично. «Пожалуйста, помогите, – мысленно пыталась я воззвать к миссис Фаулз. – Вытащите нас отсюда! Пришлите лодку побольше!»

Наконец мама вздохнула и сказала:

– Жаль, что вы уезжаете.

Полагаю, мои сестры были с ней согласны. Раньше мы чувствовали себя здесь как последние люди на земле, говорящие по-английски, и как только это маленькое суденышко затарахтит моторчиком, удаляясь вверх по реке, это ощущение вернется.

– Вы могли бы остаться еще погостить в Киланге, – произнесла Лия, хотя не предложила жить в нашем доме. Не сказала им и того, что они сумели бы разъяснить кое-что папе, считающему, что они – вероотступники.

– Вы очень добры, – улыбнулась Селин, – но нам нужно ехать к родне моей матери. У них в деревне начинают сеять сою. Мы будем возвращаться этой же дорогой по окончании сезона дождей и непременно навестим вас снова.

Что могло, разумеется, случиться в любое время, начиная с июля и до скончания века. Мы стояли и наблюдали с разбитыми сердцами, как они собирают вещи и пересчитывают детей.

– Мне неловко вас обременять, – сказала мама, – но Руфь-Майя, моя младшая, температурит уже месяц, и я беспокоюсь. Здесь где-нибудь есть врач, до которого мы могли бы добраться?

Селин сошла с лодки и приложила ладонь ко лбу Руфи-Майи, а потом наклонилась и внимательно посмотрела ей в лицо.

– Это может быть малярия. Или – тиф. Думаю, не сонная болезнь. Я вам оставлю кое-что, что поможет.

Когда она скрылась обратно в лодке, брат Фаулз тихо признался маме:

– Хотелось бы мне сделать для вас больше, но самолеты миссии прекратили полеты, а что касается дорог, бог знает, что на них происходит. Везде неразбериха. Мы замолвим словечко о вашей малышке перед братом Грином, однако неизвестно, что он сумеет сделать прямо сейчас. – Он взглянул на Руфь-Майю, которая, казалось, и не догадывалась, что обсуждают ее судьбу, и осторожно спросил: – Вы полагаете, это очень срочно?

Кусая ноготь, мама внимательно посмотрела на дочь.

– Брат Фаулз, понятия не имею. Я – лишь домохозяйка из Джорджии.

В эту минуту появилась Селин с флаконом красных капсул.

– Антибиотик, – объяснила она. – Если это тиф, или холера, или что-либо еще, это поможет. Если малярия или сонная болезнь, боюсь, что нет. В любом случае, мы будем молиться за вашу дочь.

– Вы не говорили с папой Нду? – спросил брат Фаулз. – Он располагает удивительными возможностями.

– К сожалению, Натан и папа Нду столкнулись лбами. Не уверена, что он станет нас даже слушать.

– Надеюсь, вы ошибаетесь.

Им действительно пора было отплывать, однако мама хотела продолжить разговор. Пока брат Фаулз сматывал какие-то веревки на палубе, она уточнила:

– Вы действительно были в очень хороших отношениях с папой Нду?

Он поднял голову, немного удивленный:

– Я уважаю его, если вы это имеете в виду.

– Но как христианин вы хотя бы немного продвинулись с ним?

Брат Фаулз выпрямился и почесал голову, взъерошив седые волосы. Чем дольше ты смотрел на этого человека в процессе работы, тем моложе он казался. Наконец он ответил:

– Как христианин я уважаю его убеждения. Он честно правит своей деревней, учитывая все обстоятельства. Мы никогда не сойдемся с ним во мнении по поводу того, что мужчина может иметь четыре жены…

– У него сейчас даже больше, – сообщила Лия.

– Ну вот, видите? Так что в этом отношении я не многого достиг. Но могу сказать наверняка, что каждая из этих жен извлекла пользу из учения Иисуса. Мы с папой Нду провели не один день за кувшином пальмового вина, обсуждая преимущества доброго обращения с женой. За шесть лет, проведенных тут, я заметил, что бить жену стало считаться неправильным. В результате почти в каждой кухне появились маленькие тайные алтари папе Иисусу.

Лия бросила ему с берега конец веревки и помогла столкнуть лодку с мели на более глубокую воду, опустившись на колени, невзирая ни на свои голубые джинсы, ни на что иное. Ада прижимала к груди новые книги по птицекрылым бабочкам, а Руфь-Майя махала рукой и слабо выкрикивала: «Венда мботе! Венда мботе!»

– У вас есть ощущение, что вы все выполнили? – спросила мама, будто мы еще не распрощались, разговор не окончен и отбой не дан.

Брат Фаулз стоял на палубе лицом к корме, глядя на маму так, словно не знал, что он может для нее сделать, и наконец пожал плечами.

– Мы – ветви, привитые к этому доброму дереву, миссис Прайс. Великий корень Африки поддерживает нас. Я желаю вам мудрости и Божьей милости.

– Я вам благодарна.

Они отплыли уже довольно далеко, когда неожиданно брат Фаулз оживился и крикнул:

– А попугай? Метусела? Где он?

Мы переглянулись, никому не хотелось завершать нашу встречу на такой ноте. Ответила ему Руфь-Майя:

– Птичий рай! Он улетел в птичий рай, мистер Фаулз!

– Ха! Это лучшее место для маленького негодяя! – воскликнул он, сразив нас этим наповал.