Библия ядоносного дерева

День уже близился к вечеру, и больше молитв я вспомнить не могла. Я прислушалась к окружавшему меня миру, но все звуки стихли. Не подавала голоса ни одна птица. Мне стало страшно. Воздух казался наэлектризованным и опасным, но я не могла больше молиться и не могла начать делать что-то другое. Сложно было заставить себя пойти в дом, где находилась мама. Поэтому я, не двигаясь, стояла на коленях рядом с сестрами, у всех головы были низко опущены.

Вдруг небо зарычало и раскололось, острые холодные иголки дождя впились в наши руки, шеи, спины. Разразилась гроза, и с силой, соразмерной запредельной жажде земли и животных, нам на головы обрушился ливень. Он жестоко хлестал нас, отозвавшись наконец на долгие месяцы общих молитв. Дети кинулись срывать листья бегонии и делать из них зонты, но большинство просто остались на месте, подставив себя ливню. Молнии шипели и трещали вокруг, рокотали громы.

Наш отец, выйдя из дома и вытянув руки, смотрел в небо. Казалось, что он никак не может поверить в реальность дождя.

– Господь говорил с простыми людьми, собравшимися у колодца, – наконец произнес он своим прежним зычным тоном, не допускающим ни малейших сомнений. Ему приходилось кричать, чтобы быть услышанным поверх шума дождя. – «Иисус сказал: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» ^[105].

Дети не обращали внимания на моего отца и его булькающий родник вечной жизни. Они были заворожены дождем. Стояли, подняв лица и руки к струям холодной воды, словно их кожа была маниоковым полем, жаждавшим влаги.

– «…кто жаждет, иди ко Мне и пей! – выкрикнул отец. – Кто верует в Меня, у того… из чрева потекут реки воды живой!» ^[106]

Он подошел к высокому мальчику, стоявшему рядом со мной, единокровному брату Паскаля. Я разговаривала с ним и знала, что его зовут Люсьен, хотя папе наверняка это не было известно. Тем не менее он протянул большую белую руку с широко растопыренными пальцами над его головой. Люсьен смотрел отцу прямо в лицо, будто ждал удара, но не дрогнул.

– «…я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь Господу! – голосил мой отец. – …я крещу в воде; но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете… Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» ^[107].

Папа медленно опустил руку и осторожно обхватил пальцами макушку головы Люсьена.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа крещу тебя, сын мой! Иди же к свету!

Люсьен не двинулся. Отец убрал руку и подождал – видимо, чтобы чудо крещения свершилось. Потом обратился к маленькой сестренке Люсьена, Бванге, которая испуганно вцепилась в руку брата. Их мать умерла во время эпидемии, и другая жена отца – мать Паскаля – взяла обоих детей к себе. На протяжении всего этого времени утрат и спасения Бванга оставалась самой преданной подругой Руфи-Майи по играм. Даже этого мой отец не знал. Я испытывала невыразимое отчаяние. Он ничего не знал о детях. В его сложенной куполом ладони маленькая лысая головка Бванги выглядела как перезрелый плод авокадо, который он собирался отбросить. Девочка стояла, не шевелясь, с широко открытыми глазами.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа, – повторил отец и отпустил ее.

– Ма-да, мо-но? – спросила Бванга.

Несколько других ребятишек вспомнили эту игру и эхом отозвались: «Ма-да, мо-но?» Все перевели взгляд с папы на лежавшую на столе Руфь-Майю, обернутую промокшим облаком сетки. Теперь они подхватили рефрен, снова и снова, громче и громче, как молитву, повторяя: «Мама, можно?» Хотя дети, конечно, понимали, что разрешение им дать некому, однако еще очень долго, под проливным дождем, тихо, монотонно вели свою литанию. Вода задерживалась у них на ресницах и стекала ручейками по лицам. Жалкие одежки, навязанные им иностранцами, облепляли тощие грудки и ноги, как вторая кожа, принимающая форму их тел. Пыль у нас на ногах стала кроваво-красной, а небо над головами – темным. Отец двигался по кругу, крестя детей по очереди и заклиная живое потомство Киланги идти к свету.

Книга пятая. Исход

…и вы с собою вынесите кости мои отсюда. И двинулись… и расположились станом… в конце пустыни… Не отлучался столп облачный днем и столп огненный ночью…

Исход 13:19–22

Орлеанна Прайс

Остров Сандерлинг, Джорджия

Я двигалась, и горе мое струилось за мной, как длинные волосы у пловчихи. Я знала: эта тяжесть никуда не делась, но так она меня не догоняла. Только когда я останавливалась, ее скользкая темная масса обволакивала мое лицо, сковывала руки, сдавливала горло, пока я не начинала тонуть. Поэтому я просто не останавливалась.

Субстанция горя – не нечто воображаемое. Она реальна, как веревка или отсутствие воздуха, или то и другое вместе, способное убить. Тело мое понимало, что безопасного места для меня не существует.