Библия ядоносного дерева

Если во мне еще сохранялась какая-то частичка той прелестной язычницы, девушки, к которой с восхищением тянулись все, как мотыльки на лунный свет, и если ее сердце колотилось джорджийскими ночами, когда лягушки призывно квакали из канав вдоль дороги, то она была слишком ошеломлена, чтобы поднять голос в свою защиту. Когда Натан уезжал на бдения, я могла, заперев дверь, встать перед зеркалом, накрасить губы яркой помадой и в таком виде заниматься хозяйством. Однако это случалось редко. Духу во мне оставалось все меньше и меньше. Когда родилась Руфь-Майя, я переехала в пасторский дом на Хейл-стрит, и Натан полностью овладел страной, когда-то известной под именем Орлеанна Уортон. Я приняла Бога как своего личного Спасителя, потому что Он наконец-то купил мне стиральную машину «Майтаг». Я освоилась в этом мире и называла его счастьем. Ведь такая жизнь, как моя, считалась счастливой.

Мне понадобилось много времени, чтобы понять, какую чудовищную цену я заплатила, и даже Бог должен признавать ценность свободы. «…как же вы говорите душе моей: «улетай на гору вашу, как птица»?» Я свила себе гнездо в сердце тьмы, так мирно уложившись в форму брака, что едва ли видела иные способы существования. Как Метусела, трусливо пряталась вблизи своей клетки, и хотя душа моя рвалась к горе, выяснилось, что у меня, как и у него, уже нет крыльев.

Вот почему, мой зверек, я потеряла крылья. Не спрашивай, как обрела их вновь, – эта история и вовсе невыносима. Слишком долго я уповала на ложные утешения; когда мужчины толковали о национальных интересах, верила, как все мы, что эти интересы и наши тоже. Вскоре мне выпал жребий в виде Конго. Бедная страна, босоногая невеста мужей, которые присвоили ее драгоценности, пообещав Царство Небесное.

То, чего мы не знали

Киланга, сентябрь 1960

Лия

Во второй раз мы летели из Леопольдвиля над джунглями и приземлились на крохотном расчищенном клочке земли под названием Киланга. Теперь в самолете были только мы с папой, мистер Аксельрут и двадцать фунтов галантереи, тканей и консервированных цельных слив, которые Андердауны не смогли забрать с собой, покидая Конго. Но второе ухабистое приземление не произвело такого же впечатления, как в первый раз. Вместо волнения я испытала укол страха. Ни одной живой души не было на кромке поля, никто не вышел нас поприветствовать, даже мама с сестрами. И уж точно никто не бил в барабаны и не жарил для нас козу. Пока мы с папой направлялись к дому через пустое поле, я вспоминала тот вечер праздничной встречи со всеми его звуками и вкусами. Каким странным и ничтожным казалось это тогда, и как теперь, оглядываясь назад, я понимаю, какое изобилие полезного белка было пожертвовано в нашу честь. Даже стыдно становится. У меня урчало в животе. Я мысленно дала обет Богу, что буду по-настоящему благодарна за такой праздник, если он когда-нибудь повторится. Несмотря на мнение Рахили о козьем мясе, мы, конечно же, извлекли бы пользу из старого доброго праздника, потому что где еще мы могли поесть? Теперь у нас оставались лишь консервированные цельные сливы Андердаунов.

По случаю праздника Независимости я думала о деньгах больше, чем о чем бы то ни было в жизни, если не считать задач по математике за шестой класс. Ежемесячные пятьдесят долларов в бельгийских франках – это, может, и немного, но в Киланге они делали нас богаче всех. Теперь мы должны будем обходиться без бельгийских франков, и нет нужды в долгих подсчетах, чтобы найти ответ на эту задачу.