Библиотечный шпион

В дверь торопливо и настойчиво постучали. Вернер метнул на дверь раздраженный взгляд и что-то сказал по-немецки. Дверь распахнулась, и вошел молоденький раскрасневшийся солдат. Элейн не понимала ни слова из дальнейшего разговора, но, когда Вернер снова взглянул на нее, в его взгляде безошибочно читалось сожаление. Он подошел к Элейн, весь окаменевший от злобы.

– На выход.

Это прозвучало так неожиданно, что Элейн застыла – но всего на секунду, она была не настолько глупа, чтобы упустить представившийся шанс. Вскочив со стула и в спешке чуть не упав, она пошла за солдатом. Внизу, у входной двери, ее ждала женщина в знакомой синей юбке. Она повернулась, и ее алые губы расплылись в улыбке.

– Элейн! – воскликнула она. – Я так заволновалась, когда ты не пришла на ужин. – Переключив внимание на молоденького немца, Николь затрепетала длинными черными ресницами. – Merci, monsieur. Вы мой герой.

– Всегда рад помочь, mademoiselle, – тот улыбнулся ей, чуть ли не пуская слюни, как восторженный щенок.

– Пойдем домой, ma chérie. – Николь взяла Элейн под локоть, привлекла к себе и прошептала: – Можешь опереться на меня, если нужно.

– Не доставлю им такого удовольствия, – прошипела в ответ Элейн.

Они направились к двери, и когда оказались на пороге, Элейн охватило чувство нереальности. Неужели им просто так дадут уйти? Или нацисты решили позабавиться, и сейчас их остановят и вернут обратно? Подобные жестокие шутки были у гестапо в ходу.

Но никто не преградил им дорогу, никто не окрикнул, только в окне вверху маячила чья-то фигура, глядя им вслед.

Несколько минут они шли по улице в тишине, а потом Николь завела Элейн в конспиративный дом – тот самый, где Элейн жила, когда только вступила в Сопротивление, пустой и заброшенный.

Она дождалась, когда дверь окажется надежно заперта, – и все силы покинули ее разом. Она упала в кресло, как пустой мешок, впервые почувствовав, какая холодная и мокрая у нее юбка.

Николь хозяйничала на кухне с уверенностью, которая говорила, что она в этой квартире не впервые.

– Тебе не стоило приходить за мной, – сказала Элейн, немного придя в себя.

– Какой ужасный способ сказать «спасибо». – Николь наполнила чайник и поставила его на плиту.

– Спасибо, – ответила Элейн от всего сердца. – Спасибо за то, что спасла меня, рискуя собственной жизнью.

– А тебе спасибо, что цеплялась за легенду про домохозяйку. Иначе мы бы оказались в кабинете Вернера вдвоем. – Она уселась напротив Элейн и, нежно касаясь пальцами, повернула ее лицо налево и направо. – Если подыгрывать им и добавить капельку флирта, ты сможешь добиться от них практически чего угодно.

– Кажется, про флирт-то я позабыла, – пробормотала Элейн. Николь мягко рассмеялась, хотя в глазах у нее стояли слезы. Элейн попыталась к ней присоединиться, но вздрогнула от боли, прошившей щеку. Укоризненно поцокав языком, Николь вручила ей холодный компресс и повесила чистое платье на спинку стула.

– Вот, приложи к лицу, чтобы не распухло, а как будешь готова, я помогу тебе переодеться, если понадобится. – Николь втянула воздух. – Они еще что-то с тобой сделали?

В голове Элейн вспыхнуло воспоминание об инструментах в кожаном свертке. Ей удалось избежать подобной участи, а Жозефу? При этой мысли на глазах у нее закипели слезы.

– Что они с тобой сделали? – требовательно спросила Николь, каменея лицом. Элейн покачала головой.

– Ничего из того, что они сделали с Жозефом.

Лицо Николь снова смягчилось, и она привлекла Элейн к себе.

– Я знаю, ma chérie. Я знаю.

Элейн растаяла в ее заботливых руках, полных любви и нежности, и наконец позволила всем пережитым чувствам вылиться наружу. Когда слез не осталось, она спросила о газетах, которые положила в условное место за несколько мгновений до ареста. Каким-то чудом они уцелели, и их благополучно доставили адресатам, и именно поэтому в гестапо о них не упомянули. Элейн поклялась себе, что никогда больше не будет жаловаться на то, в какие мерзкие места приходится прятать корреспонденцию.

Они провели в этой квартире ночь и следующий день, а потом переместились в другую, и в еще одну, пока не убедились, что за ними не следят. Все это время Элейн продолжала слушать «Радио Лондр», пытаясь расшифровать сообщения, гадая, не содержится ли в каком-то из них информации о Саре и Ное.

Прошла почти неделя, прежде чем Элейн, сопровождаемая Николь, вернулась на склад, и удивилась, поняв, что это холодное нежилое здание стало ей новым домом. Она соскучилась по комнатушке, где лежали ее одеяло и подушка и коробка с одеждой, и по маленькой кухне, и по постоянному грохоту и гудению станков. Антуан, Жан и Марсель поспешили обнять ее, все пропахшие бархатистым запахом чернил, и она поблагодарила небеса, что вернулась к своей подпольной семье.

– Вы слушали новости на «Радио Лондр»? – спросила Элейн, как только суматоха встречи утихла. Все эти дни долгого ожидания она без конца думала о Саре и Ное – чтобы не давать волю воображению, рисующему мучительные картины того, что пришлось пережить Жозефу в руках Вернера.