БИЧ-Рыба (сборник)

А к делу – винтокрылая птица вытряхнула нас на берегу, в полусотне метров от избушки. Я взвалил на горб свой абалаковский рюкзак, он закинул на плечо тощий мешок. Это я не к тому, что остяк сачка давить приучен, а к тому, что в отличие от нас им нет нужды тащить в тайгу неподъемную гору жратвы и барахла. У меня в руках удилища, у него – чехол с ружьем. Мешок с лодкой оставили на берегу. Знакомиться начали, поднимаясь к избушке, но не успели. Остяк махнул мне рукой, молчи, мол, и не двигайся, а сам в секунды расчехлил и собрал ружье. Если он и пижонил, то самую малость. А шел красиво. Вроде и сутулился крадучись, но сутулость была кошачья, изящная. Шажки мелкие, пружинистые, совсем неслышные. Чуть не дойдя избушки, остановился. Ружье на изготовку. Кашлянул. Ждет. Смотрю на него, смотрю на избушку, вижу распахнутую дверь, начинаю догадываться, кто в гостях побывал. Хозяин тайги. Я-то по наивности был уверен, что он не дождался нас, но хозяин избушки не торопился с выводами. Осторожненько, не опуская ружья, обошел вокруг. Заглянул внутрь и только потом подозвал меня и протянул руку:

– Семеном Петровичем величают.

Я назвал свое имя. Отчество спрашивает: нельзя, дескать, без отчества, даже если в тайге оказались, надо оставаться культурными людьми. Но сам оставался не долго, трудно гнать картину после такого сюрприза, выматерился неуклюже и запричитал:

– Ну гад! Ну бандюга! Ну чечен!

В избушке, как после обыска: все выворочено, все на полу. Коробка с капсюлями чем-то медведю не понравилась, шмякнул о стену, по всему полу разлетелись. Я начал было собирать. Хозяин остановил – чего, мол, теперь экономить, патроны должны быть надежными, может, зашаманил их, тогда в нужный момент обязательно подведут.

На чердаке у Семена Петровича шкурки хранились, чтобы мыши не попортили. Незваный гость и на чердаке побывал. Бандит вроде и опытный, но работал без перчаток, на всех шкурках отпечатки пальцев оставил. Рядом с избушкой загородка под навесом стояла. И туда влез. И там набезобразничал. Семен Петрович головой мотает и плаксивым голосом: «Ну гад! Ну чечен!» Слева от загородки сортирчик между деревьев стоял. Подбегает к нему: дверь на месте, доски не оторваны. Смотрит в сторону тайги и, как будто медведь где-то рядом, говорит ему:

– Чего же ты сюда не полез, может, и нашел бы чего вкусненького? – и говорит, между прочим, не повышая голоса, вежливость соблюдает.

Лестницу к лабазу подтащили. А залезать и смысла нет. Лишнее расстройство. Вся трава под лабазом в слипшейся муке. И там побывал, хотя лабаз добротный, старательнее избы сооружен. Потом он сознался, что лабаз мой приятель Серега возводил. Избу, кстати, тоже ставил не сам – пригнали мужиков, когда он на руководящей работе находился. К нему сюда и телевидение прилетало два раза. Ради них, собственно, и доски для туалета выделили, чтобы тем было где по-культурному присесть. Но Семен Петрович не дурак, он сразу понял, о ком руководство печется. Были времена, когда райкомовцы по несколько раз за лето сюда наведывались. А от комаров мандатом не отмахнешься, насекомому все равно, чья задница: первого секретаря, второго или геологического бича, им чем больше, тем лучше. Туалет – баловство, а лабаз – стройка полезная. Серега молодец, вырубил днища у бочек, сделал продольный разрез и одел опорные деревья в железо, чтобы ни медведю, ни росомахе не забраться: когти острые, а по железу все равно скользят. Хитро придумал, но кто-то перехитрил.

– Миша умный, а лестницу подставить не додумается, – говорит Семен Петрович. – Однако нехороший вертолетчик прилетал. Серега добрый, а всех остальных я воздушными пиратами называю.

Ходит кругами, охает, медведя уже не вспоминает, чеченами вертолетчики стали.

Я пытаюсь разуверить: не будут, дескать, вертолетчики мараться из-за твоей муки, а у самого тоже сомнения, пусть и не охотник, но соображаю, что без лестницы в этот лабаз не забраться. Закурил. Семен Петрович руку протягивает:

– Давай и мне. Я в тайге не курю, но уж за компанию…

Покурил. И снова охать принялся. Потом вдруг замолчал. Подбегает к сосенке, что возле лабаза росла, осмотрел с комля, запрокинул голову к верхним веткам. И в который раз:

– Ну бандит! Ну чечен!

Я сначала решил, что он вертолет услыхал. Ничего себе, думаю, слух. Но вскоре выяснилось, что ругался он все-таки с медведем. Распутал Семен Петрович этот хитрый узел. Вычислил налетчика. Голодный зверь поскребся, поскребся о железные столбы, попсиховал, пообижался на жадного человека, потом, видать, успокоился, высмотрел растущую рядом сосенку, забрался почти до макушки, тонкий ствол под медвежьей тяжестью согнулся и опустил его на крышу лабаза. Примерно так же, как журавль опускает ведро в колодец.

Когда ушли на речку сети ставить, он вроде бы успокоился. Да и понятно, если на работу вышли, нюни распускать некогда. Это хоть кого возьми: хоть русского, хоть остяка. Но вернулись к избушке, глянул человек на разоренный приют и снова запричитал.