Биография Бога. Все, что человечество успело узнать

После 11 сентября западные политики твердили, что мусульмане ненавидят «наш образ жизни, нашу демократию, свободу и успех». Однако как политически умеренные, так и радикальные мусульмане в ответ на вопрос, что им больше всего нравится в Западе, говорят: западная технология, западная этика тяжелого труда, личная ответственность, правопорядок, а также демократия, уважение к правам человека, свобода слова и гендерное равенство! Любопытно, что политические радикалы чаще, чем люди умеренные (50% против 35%), считают, что «создание представительского управления будет способствовать прогрессу в арабском/мусульманском мире». [989] А что им больше всего не нравится в Западе? И радикальные, и умеренные мусульмане называют одним из главных пунктов «неуважение к исламу». Большинство считают Запад глубоко нетерпимым: лишь 12% радикалов и 17% умеренных ассоциируют «уважение к исламским ценностям» с западными странами. А что могут сделать мусульмане для улучшения отношений с Западом? Опять-таки, среди наиболее распространенных ответов радикалов и умеренных был такой: «Улучшить образ ислама в глазах Запада, рассказывать об исламских ценностях в позитивном ключе». [990] Сейчас в мире живет 1,3 миллиарда мусульман. Если 7% (91 миллион!) верующих, которые придерживаются радикальных политических взглядов, будут и дальше ощущать себя завоеванными и угнетенными, если они будут считать, что их культуре и религии оказывается неуважение, дела Запада плохи. [991] Но что делать? Проще всего – сидеть и ругать ислам. Однако это непродуктивно. Труднее, но зато и полезнее – вникнуть в политические проблемы и скорби мусульманского мира.

...

Осама бен Ладен относил к числу основных преступлений Запада присутствие американских войск в его родной Саудовской Аравии и оккупацию израильтянами палестинских территорий.

* * *

В последнее время на Западе заявила о себе форма секулярного фундаментализма, которая по стилю и стратегии напоминает атеизм Фогта, Бюхнера и Геккеля. Если физики привыкли к наличию в мире непостижимого, некоторые биологи (их дисциплина не претерпела серьезных революций) все еще убеждены в своей способности найти окончательную истину. Отказываясь от агностической сдержанности Дарвина и Гексли, они подчас проповедуют воинствующую форму атеизма. В 1972 году французский биохимик Жак Моно (1910—1976), нобелевский лауреат и профессор молекулярной биологии в Коллеж де Франс, опубликовал книгу под названием «Случайность и необходимость», где доказывал полную несовместимость теизма и эволюционной теории. Перемена – результат случайности и распространяется через необходимость. Поэтому невозможно говорить о замысле и цели в мироздании: следует смириться с тем, что люди появились случайно и что не существует благого Творца, не существует божественного Друга, формирующего наши жизни и ценности, – в безграничном и безличном космосе мы одиноки. Подобно Клиффорду, Моно считал не только интеллектуальной, но и нравственной , ошибкой принимать на веру вещи, которые не доказаны наукой. Впрочем, он признавал, что доказать истинность этого идеала невозможно. А значит, перед нами идеал весьма произвольный, не подтвержденный фактами. [992] Стало быть, Моно косвенным образом признавал, что даже научный поиск начинается с акта веры.

Идеи Моно были не очень доступны людям, чуждым французской культуре. Блестящим популяризатором его идей в англоязычном мире выступил оксфордский биолог Ричард Докинз. В своей книге «Слепой часовщик» (1986) он объяснял, что аргумент Пэли от замысла годился лишь для начала XIX века: Дарвин показал, что видимость замысла естественным образом возникла в ходе эволюции. «Слепым часовщиком» был естественный отбор, слепой и бесцельный процесс, неспособный ни на разумное планирование, ни на сознательное создание «целесообразности» в природе. [993] В религиозном импульсе Докинз усматривал лишь эволюционную ошибку, своего рода «осечку» и даже вирус, паразитирующий на когнитивных системах, которые отбираются, ибо помогают виду выжить.

Докинз – крайний представитель научного натурализма, восходящего к Гольбаху, а ныне завоевавшего себе место под солнцем. Более умеренные версии этого «сциентизма» мы находим у Карла Сейгана, Стивена Вейнберга и Дэниэла Деннетта, которые призывают выбирать между наукой и верой. С точки зрения Деннетта, в теологии нет необходимости, поскольку биология лучше объясняет религиозные чувства. Однако Докинз и другие «новые атеисты», Сэм Харрис (молодой американский философ и нейробиолог) и Кристофер Хитченс (журналист и критик), видят в религии корень всех зол, яд, который «отравляет все». [994] Сами себя они мыслят как авангард научного/рационалистического движения, который в конце концов изгонит Бога из человеческого сознания.