Со всех сторон кричали репортеры: «Остановитесь, иначе вам смерть или лагерь». Один из журналистов даже протиснулся к открытому окну автомобиля, куда села уезжавшая, и спросил: «Миссис Петрова, не желаете ли вы сделать заявление для прессы?»
Но Петрова хранила молчание.
Во время взлета Евдокия Алексеевна увидела из иллюминатора машину с мужем-перебежчиком, которого австралийцы привезли в аэропорт для возможного разговора с женой.
Так как полет был дальним, то предстоял транзит, поэтому самолет сел в Дарвине. Это был последний австралийский город на маршруте. Здесь на борт лайнера поднялся представитель австралийского правительства «мистер Лейден» и еще раз спросил Петрову, желает ли она остаться в Австралии?
В это же время полиция попыталась разоружить дипломатов, сопровождавших Петрову. А через несколько минут пассажирке предложили подойти в комнату для телефонных переговоров с мужем, куда она вошла с сопровождающими. Там Петрова, выслушав аргументацию супруга, в конце разговора сказала: «Ты мне не муж! Прощай!» Но после этого она все же прошла в отдельную комнату с «мистером Лейденом» и там сказала, что у нее нет другого выхода… Она решила остаться.
Эти супруги-дипломаты на самом деле были сотрудниками советской разведки. Их откровения стали самыми необычными, если не сказать экзотическими, признаниями.
Среди них нам интересно лишь одно воспоминание Евдокии Петровой, имеющее прямое отношение к биографии Воланда. Когда-то первый муж Петровой, чех Роман Кривош-Неманич, был одним из лучших дешифровщиков Спецотдела ОГПУ, а затем НКВД. В спецотделе работал и его отец Владимир Иванович. Чешские интеллектуалы были известны и президенту Чехословакии, добивавшемуся их возвращения на родину. Однако люди, знавшие столько, навряд ли могли рассчитывать на отъезд из СССР. Петрова и сама работала в отделе с мужем и свекром. Пути Кривоша-Неманича и его жены Евдокии разошлись в 1937 году, когда он стал жертвой репрессий.
Вспоминая свою работу в сверхсекретном Спецотделе ОГПУ, Петрова рассказала скандальную историю о главе этого отдела, старом большевике, секретаре Ленина, стенографировавшем его апрельские тезисы, Глебе Ивановиче Бокие. Он был одной из самых загадочных фигур центрального аппарата НКВД.
В спецотделе с некоторых пор стали говорить о каких-то оргиях, которые проходили на спецдаче отдела в Кучино. Евдокия однажды поинтересовалась правдивостью этой информации у одного из сотрудников.
Он ответил ей: «Если ты только обмолвишься об этом кому-нибудь, он сделает твою жизнь невыносимой. Ты играешь с огнем»[120]
.Антураж историй, которые рассказывались шепотом, походил во многом на то, что происходит в 23-й главе романа, названной «Великий бал у сатаны». И это не шутки. В допросе Глеба Бокия от 1937 года, который велся подряд двое суток — 17–18 мая, все, что обсуждала Петрова в кулуарах отдела с сослуживцем, приобретает неожиданные подробности…
«Коммуна» была организована мной под влиянием начавших охватывать меня мистических настроений — чувства одиночества и стремления найти выход из него. Мне казалось, что в людях, в отношениях между товарищами происходит очерствение чувств. Хотелось видеть в людях больше теплоты и участия друг к другу, и организацией «Коммуны» я думал достичь создания такого спаянного товариществом коллектива.
Аморальных целей при самой организации «Коммуны» я себе не ставил. Постепенно, однако, в силу морально-бытового разложения членов и, в частности, усилившихся у меня мистических настроений «Коммуна» наша выродилась в антиобщественное образование с аморальными мистическими оргиями, приведшими нас к ряду трагических эксцессов на сексуальной и др. почве.
Значительно раньше этого при неизвестных обстоятельствах попал на станции Кучино под поезд сотрудник Спецотдела Майоров, возвращаясь с нашей дачи, где он присутствовал на очередном сборище членов «Коммуны».
Года за два до этого в пьяном виде в Москве попал под поезд член нашей коммуны Евстафьев. Лет пять тому назад умер от злоупотреблений алкоголем член «Коммуны» сотрудник Спецотдела Марков.