Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки

Таким образом, Сартр сотоварищи не несли мыслящему миру ничего концептуально революционного, их родиной был громокипящий и во многом немецкий XIX век (с легким заходом в начало XX века), поэтому неудивительно, что уже в 1950-е годы во Франции экзистенциализм хоронили все, кому не лень, и прежде всего, конечно, структуралисты, чувствовавшие за собой мощь и право воинствующей сциентолатрии. Однако и их торжеству точно так же был отведен очень короткий век.

Но всё-таки кое в чем экзистенциализм был действительно революционен, а именно в странном на первый взгляд стремлении обосновать этику через Ничто, то есть через отсутствие всякого основания. Учитывая тот факт, что Макс Штирнер по-прежнему оставался – тем более во Франции – маргинальной и малоизвестной фигурой, всё это и правда походило на откровение.

Человек является в мире вещей чем-то вроде черной дыры, он бездонное пустое место, которое можно для красного словца назвать просто свободой. Человек в этом мире ни с чем сущностно не связан, он волен отказаться от всего, а если нет, то только потому, что он сам виноват – в этом случае он свободно отказывается от своей свободы. В пределе же он свободен отказаться от пищи, воды и от самой жизни. Абсолютная свобода означает, конечно, и абсолютную же ответственность, ибо каждый акт свободы осуществляется нами на свой страх и риск – нет здесь хорошего и плохого, но есть, как говорил Хосе Ортега-и-Гассет, «Я и мои обстоятельства». Выходит, что человек заслуживает всё, что с ним происходит. При этом открывшему данную истину экзистенциалисту радоваться особенно нечему – напротив, свобода ему как кость в горле, она ведь трагична, ибо основывает мир на пустой воле без всякого высшего смысла.

В отсутствие высшего смысла, следовательно, в постулировании абсолютной и негативной свободы экзистенциалисты близки битникам и хипстерам. Однако последние не видят во всем этом ничего трагического – во всяком случае, поначалу, – им чужд этот выспренний тон европейского образованца родом из прошлого века, который втайне скорбит об утрате традиционных смыслов. Хипстер, а следом и его обожатель битник хочет наслаждаться свободой, а не рыдать по поводу ее неизбежных эксцессов. Свобода – что может быть веселее?! Поэтому хипстеру противопоказана глубокая рефлексия, ведь рано или поздно она выявит пугающую бессмысленность этой свободы, а это может привести рефлексирующего в некоторое неуютное затруднение.

Хипстер осознает себя абсолютно свободным и готов наслаждаться этим открытием. Часто это заводит его очень далеко, потому что свободе, осознавшей себя как негативность, ничто не указ, и закон не закон. Поэтому господин Мейлер прав – свободная жизнь хипстера легко увлекает его в преступность, в насилие, доводит до страшного, до тюрьмы. Экзистенциалист хорошо это понимает и говорит, что свобода прямо пропорциональна ответственности и каждый платит за свой выбор соразмерную цену. Битник, в свою очередь, как персонаж промежуточный между двумя прочими, осознает это тем более – именно поэтому он часто не решается дойти до конца, боится отпустить себя на темную территорию, пуститься во все без исключения тяжкие и, возможно, поставить на карту свою жизнь. Освобожденная воля ведет его вперед, но сбереженная рефлексивность подчас ставит барьер и умеряет пыл. Значит, битник – фигура невротически амбивалентная, противоречивая, поэтому часто трагическая. Разорванный между телесностью Нила Кэссиди и утонченной интеллектуальностью европейских философов, Джек Керуак так и не находит выхода, кроме разве что выхода в алкоголь.

Таким образом, в отношении торжествующей в XX веке негативности экзистенциалисты, битники и хипстеры представляют собой последовательные этапы ее развития.

Шаг первый. Экзистенциалисты, прежде всего Сартр, открывают негативность теоретически, как идею и как возможность, но не идут дальше и на практике остаются людьми, вполне вписанными в системную позитивность окружающего мира, прежде всего общества (максимум рьяного разгула, который позволял себе Сартр, это единичный эксперимент с мескалином и внебрачные отношения с несколькими женщинами сразу, то есть параллельно; тоже мне, бунтарь-самоучка).

Шаг второй. Битник, как теоретический наследник экзистенциалистов и шире – европейского авангарда своей эпохи, делают шаг вперед и начинают реализовывать потенциальную негативность на практике, то есть в действии: он рвет социальные связи, нарушает закон и отменяет все и всяческие традиционные устои своего привычного окружения, за что часто бывает гоним, нередко страдая и от внутренней тяжести своего неразрешимо половинчатого положения.