Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки

Они убегают из ада, который со времен «Бесплодной земли», а прошло лишь одно поколение, из серого и банального превратился в красный, палящий, огнедышащий – в вечную юность первого порыва, в эксцесс и бунтарство, благо им открыты крыши, от которых ближе к небу, а там, внизу, копошатся черви в обличиях нормальных людей за обеденными столами, за телевизорами, в кроватях, в гробах. Нацеленные в самое небо, ангелоголовые хипстеры открыты всему, у них нет никаких барьеров, ни внешних, ни внутренних, и даже их черепные коробки разверсты в неизвестную даль, дабы впустить туда всё, что сделает эту никчемную жизнь настоящей. Здесь складывается катехизис бунтарства на ближайшие полвека, и больше – вплоть до нашего дня, в котором едва ли что-то изменилось.

Эти ангелы на крышах открыты по меньшей мере всей совокупности опыта прошлого, смешанного в причудливых комбинациях, в немыслимых дозировках, без меры, без критического разбора:

«…как уходили в никуда, в дзен, в Нью-Джерси, оставляя
                                                               за собой след
из двусмысленных почтовых открыток с видами
                                                              Атлантик-Сити,
страдали от арабской потливости, танжерской ломоты,
                                                                     китайской
мигрени, оставшись без героина в угрюмой меблирашке
                                                                        где-то в
Ньюарке,
как бродили в полночь по железнодорожным путям, не зная
                                                                             куда
податься, а потом уходили куда-то так и не разбив ничье
                                                                           сердце,
как раскуривали сигареты в товарных вагонах товарных
                                                                           вагонах
товарных вагонах грохочущих по снежным полям
                                                                      к одиноким
фермам в дед-морозной ночи,
как изучали Плотина Эдгара По Святого Иоанна Креста
                                                                        телепатию
и бибоп-кабаллу потому что космос инстинктивно
                                                              вибрировал у них
под ногами в Канзасе,
как блуждали одиноко по дорогам Айдахо в поисках
                                                                     призрачных
индейских ангелов которые были не кто иные как призрачные
индейские ангелы…»[71]

Молодые бунтари со вскрытыми черепами открыты по большей части аффекту: наркотикам, алкоголю, дикой ночной жизни, сексу. Конечно сексу. В первую очередь и в больших количествах – сексу:

«… не повинные в никаких преступлениях,
кроме пьянства и воинствующей педерастии,
как выли, упав на колени в подземке и как их стаскивали
                                                                    с крыш,
размахивающих гениталиями и манускриптами,
как давали в жопу праведным мотоциклистам и визжали
                                                                   от радости,
как сосали и давали сосать серафимам в человеческом облике,
матросам, познавая нежность Атлантики и Карибского моря,
как вставляли и утром и вечером в розариях и на лужайках
общественных парков и на кладбищах даря свое семя бесплатно
всем кто встретился на пути…»[72]

Как и сегодня, тогда за такое где-то сажали, где-то рубили головы, и мир наш едва ли изменился в лучшую сторону. И поэтому ангел, он же хипстер, делает это: он плюет в лица тех, кто готов оправдать свой садизм изощренной традицией, тех, кто стаскивает ангелов с крыш. Они, эти ангелы, делают всё в точности до наоборот: если кто-то говорит им, что можно, они обязательно сделают то, что нельзя. В этом смысл их бунта – он не устанавливает новых ценностей, нет, с них довольно всяких ценностей, которые загнали их на крыши, которые стащили их с крыш; они отрицают всякие ценности, потому что в самой идее ценности есть врожденный порок, есть насилие и господство сильного над слабым, хозяина над ущемленным, общего над частным – во всех его безумных и необобществляемых проявлениях.