Bittersweet (СИ)

Хорошо, что не озвучил эту формулировку в присутствии Ромуальда. Что-то подсказывало, что Ромео не откажется от идеи с устранением противника Джулиана каким-нибудь способом, призванным лишить Илайю голоса. На ум почему-то приходило только нечто страшное и шокирующее, от чего дар речи исчезнет, в прямом смысле этого выражения, и из раскрытого рта не будет доноситься ни звука, как у рыбы. Страшное и шокирующее, правда, представлялось именно так, абстрактно. Определённости не проскальзывало. Раз уж нападение имело место быть, но разговаривать Илайя продолжал, в программе должно было появиться нечто более проработанное и максимально пугающее. Ромуальд мог пока не дойти до подобного решения, но чего точно перед Илайей в перспективах не маячило, так это спокойной жизни. Пока не разрешится это противостояние, не стоит мечтать о расслаблении и наслаждении каждым моментом.

Внутренний голос иногда принимал сторону противника. Он не способствовал формированию уверенности в правильности совершаемых поступков, вместо этого отчаянно зудел, как рана, что скрыта под коркой, что так и хочется сорвать, вновь пуская кровь, закрывая глаза, растирая эту алую жидкость по коже и наслаждаясь болевыми ощущениями.

Любой человек, и те, кто далеки от мазохизма, хотя бы раз в жизни, но делали такое, потому представить несложно.

Илайе представлять не требовалось. У него была рана на шее. Неглубокая, от этого не менее противная. Она привлекала к себе пристальное внимание каждый раз, когда взгляд встречался с отражением в зеркале, и эта коричневая корка попадалась на глаза, заставляя вспоминать о своих поражениях и просчётах. Хотелось содрать её только потому, что накрывало волной ненависти к своим непродуманным действиям и ошибкам. Илайе хотелось выйти из той ситуации победителем. Получилось лишь наполовину, а то и меньше. Осуществи он план, сейчас на его предплечье не красовалось бы несколько стежков, а горло не приходилось маскировать шарфом. И набухшая покрасневшая кожа не обрамляла бы коричневато-чёрную чёрту.

Кто-то маскирует под шарфами и шейными платками последствия страстных ночей, кто-то обожает субкультуры и носит ошейники из любви к искусству и музыке определённого направления. А кто-то ненавидит подобные аксессуары, считая их похожими на удавки, но вынужден включить их в состав повседневного наряда, поскольку в противном случае каждый желающий будет наблюдать картину, не слишком привлекательную. Не приверженность субкультурам и не чрезмерно страстная любовница, что не умеет сдерживать порывы, стала виной тому, что теперь приходится использовать маскировку. Здесь вся ответственность лежит на плечах самовлюблённого выродка и тех, кого он притащил вместе с собой. Массовка или же основные артисты его персонального цирка – особой роли не играет. На передний план при абсолютно любом раскладе выходит только ненависть и отторжение вкупе с нежеланием подчиняться, принимать предложенные условия и по какой-то, неизвестной, причине уступать Джулиану.

Внутренний голос решимости хозяина в вопросе продолжения противостояния не поддерживал и временами неимоверно раздражал, когда срывался в дикую истерику и визжал, как сучка. Уверенности в победе он не испытывал, а Илайе отчаянно хотелось вновь увидеть Ромуальда и поприветствовать его ударом в челюсть, со всей тёмной страстью, что переполняла его в данный момент. Чтобы в финале сказать нечто насмешливое и гордо удалиться.

Вместе с тем, он радовался, что Ромуальда в пределах досягаемости не наблюдается, потому что так можно выплеснуть гнев в пустоту и не загреметь за решётку за нарушение правил поведения в общественном месте, за драку и нанесение тяжких телесных. А лёгкими там, по мнению Илайи, всё обойтись не могло. Ему хотелось Ромуальда уничтожить, растереть в порошок, растоптать его, как личность. Желание это проявлялось не на постоянной основе, а периодически, приливами, когда взгляд вновь падал на отражение в зеркале. На изуродованную шею, на плечо, скрытое тканью рубашки и новой куртки, на разбитое колено. Последнее, правда, к отражению в зеркале, никакого отношения не имело, да и Ромуальд к появлению новой раны причастен не был, однако… Илайя ненавидел того, кто толкнул его в толпе, и этот поток проецировал на Ромуальда, раз уж в других неприятностях тот сыграл определяющую роль. Одну из основных, если не основную. В конце концов, псевдопреступники были всего лишь наняты Ромуальдом, они исполняли его приказ. Самостоятельно Ромео на драку не решился.

Изнеженное самовлюблённое существо.

Сука.

Тварь.

Ублюдок.

Ненавижу.