Bittersweet (СИ)

Но эта уверенность отходила на второй план, когда он был рядом, когда его ненависть струилась ядовитой, пьянящей дымкой в каждом выдохе, в каждом движении презрительно сжатых губ, проскальзывала искрами и молниями в серых глазах, становившихся едва ли не чёрными в момент пика злости. Когда он стоял предельно близко, как сегодня и говорил что-то своим мерзко-очаровательным голосом, сложно было не сосредоточиться на мыслях, которые, казалось, остались в далёком прошлом.

Дикая тварь, что отчаянно нуждается в поводке и наморднике. У неё ядовитые клыки и, наверное, сладкие губы. Да, несомненно, тупое сравнение, но что-то более яркое и ёмкое на ум приходить отказывалось.

Только одна мысль промелькнула в сознании, потом она померкла. Больше никаких рассуждений, лишь осознание, что он может это сделать.

Хочешь взять – бери? Протяни руку, и получишь то, в чём нуждаешься?

Он протянул, он получил. Проверил. Ощутил.

На несколько недолгих секунд, чтобы проанализировать эмоции, спровоцированные поцелуем, разобраться в себе, разложив всё по полочкам.

В вопросе сортировки всё оказалось не так прекрасно, как виделось в первый момент. Ромуальд чувствовал себя человеком, оказавшимся в тупике.

Единственное, он теперь знал, что не ошибся в предположениях. Горько-сладкий коктейль, который он себе вообразил, полностью соответствовал ожиданиям, но это были лишь его собственные ощущения и мысли, не подкреплённые реакцией Илайи. Реакция-то была, но совсем не такая, как виделась в том самом представлении, тянувшемся со времён клубного пересечения.

Подъезжая к дому, Ромуальд окончательно определился с тем, как может описать свой сегодняшний эксперимент. Такая мысль уже приходила ему на ум однажды. Сегодня вновь появилась в сознании и закрепилась там. Это точно не был поцелуй врага. То, что он испытывал, походило на ожог от кислоты, выплеснутой на незащищённые кожные покровы. Больно невыносимо, и кожа слезает лохмотьями, оставляя вместо себя кровоточащее мясо и уродливые рубцы. Не самое романтичное сравнение. Вообще не романтичное, если задуматься. Отвратительно тошнотворная картинка, особенно, если воображение чрезмерно живое, и представление идёт в красках, а не наброском карандашных линий.

Однако ему хотелось повторения.

И он знал, что это почти болезнь.

Не психическое расстройство, конечно, но и не самая здравая из идей.

Обычно он держал себя в руках, умел убеждать, играть на определённых струнах души, напоминая об ответственности за Джулиана. Он об этом не забывал, но… Теперь у него было своё «но», не такое уж маленькое. Злое, своевольное, несколько непредсказуемое, упёртое «но», так удачно найденное Челси в городе с огромным количеством жителей, хотя казалось, что встрече повториться не суждено.

С такими мыслями он переступал порог квартиры, встретившей его холодом. Во всяком случае, в первый момент появилось ощущение, будто стало ощутимо прохладнее, нежели в былое время. Ромуальд поёжился и верхнюю одежду снимать не стал. Избавился только от обуви и направился в спальню. С некоторых пор они с Джулианом вновь спали в одной кровати. Просто спали. После небольшого проблеска в виде того самого спонтанного секса в коридоре, их интимная жизнь вновь показала язык и отправилась к кому-то другому, позабыв помахать рукой на прощание.

Джулиан действительно обнаружился в спальне. Сегодня приём его таблеток приступом боли не сопровождался, потому можно было считать, что всё складывается удачно.

Джулиан лежал на кровати и читал книги по психиатрии, которыми заинтересовался не так давно. Решил узнать врага – свой недуг – в лицо и на досуге подумать, что же с ним делать. Он знал и до того, как начал изучать литературу. По показаниям в инструкциях к своим обязательным лекарствам, по рассказам лечащего врача, по симптомам, что проявлялись у него достаточно ярко. Всё это в совокупности давало достаточно яркую картинку, но Джулиан всё же решил изучать загадки своей несовершенной психики без постороннего вмешательства. Потому теперь его будни были заняты не попытками вернуться к музыкальной деятельности, а чтением медицинской литературы.

– Мне кажется или в квартире жуткий холод? – поинтересовался Ромуальд.

Вообще-то ему предписывалось подойти ближе, присесть на край кровати и поцеловать Джулиана в щёку, но даже эти действия, неоднократно повторенные, заученные наизусть, как реплики в школьном спектакле, которым так гордятся учителя, принимавшие участие в организации мероприятия, и стыдятся ученики, давались ему с трудом. То ли чувство вины, то ли фальшь и натянутость ситуации, когда подходишь к одному, целуешь его и играешь в семейную жизнь протяжённостью лет в тридцать совместного проживания. А в это время представляешь распластанного под тобой другого, упирающегося затылком в матрас, подставляющего шею под поцелуи и стонущего, как в порнофильме, или круче, чем там.

Ромуальд всё-таки стащил куртку, швырнул её куда-то и подошёл к кровати. Всего-то осталось, что выполнить два пункта программы, изученной вдоль и поперёк.

– Как ты? – спросил с опозданием.