Bittersweet (СИ)

Ромуальд мучительно подыскивал сравнение для характеристики, вглядывался в собственное отражение, наблюдая за тем, как проступает на коже тёмное пятно. Какая прелесть – синяк на скуле.

Кажется, появился ещё один повод, чтобы отложить пресс-конференцию до лучших времён. Илайя неплохо себя чувствует, раз уж раненой рукой сумел приложить не хуже, чем здоровой, к тому же, никто его швы не видит. А вот синяк на лице – далеко не повод для гордости. Перед журналистом сомнительным достижением лучше не светить, чтобы не возникало лишних вопросов.

Вряд ли родственники оспорят эту точку зрения. Возможно, впервые, они окажутся солидарны с ним хоть в каком-то вопросе.

На то, чтобы привести себя в порядок, пришлось потратить определённое количество времени.

Инцидент с участием партнёра по сцене не выходил из головы, настойчиво напоминая о себе. Временами Ромуальд ненавидел себя за такую дотошность. А ещё за то, что в один из неудачных вечеров прислушался к мнению Джулиана и вылетел из дома, отправившись в клуб. И уже в тех стенах столкнулся с взглядом человека, которого считал проходным персонажем в своей жизни, не надеялся на повторную встречу и наслаждался этим знанием. Больше никогда не пересекутся, больше не возникнут перед глазами те кадры, больше не будет ощущения собственной беспомощности перед обстоятельствами. Больше…

Но Илайя появился.

Раз.

Второй.

Третий.

Согласно контракту, он был теперь постоянным напарником Ромуальда, и их связывал сценарий, репетиции, необходимость выступать на одной сцене, играть друзей, совместно раздавать интервью, превратившись в пару закадычных приятелей, перенесших тёплые отношения из реальности на театральные подмостки.

«До начала работы над мюзиклом мы не были знакомы, но никаких разногласий в процессе не возникло. Мы сразу же нашли общий язык и прекрасно ладим в повседневной жизни. С этим человеком здорово и крайне интересно работать над одним проектом».

Вероятно, именно такого посыла ожидали от него Челси и отец, когда раздавали инструкции и просили не демонстрировать отторжение к партнёру по сцене в момент общения с журналистами.

Ромуальд был в корне с ними не согласен, но сегодня чувствовал себя настолько вымотанным, что сил на спор и бессмысленные пререкания не нашёл. Поход в уборную доконал его окончательно, а слова, брошенные на прощание, заставили удивиться. Всё же после обмена своеобразными поцелуями на территории кафетерия, сложно было поверить в «натуральность» самого Илайи.

Доказательств обратного, впрочем, тоже не наблюдалось.

В его телефоне не нашлось ничего компрометирующего и сколько-нибудь интересного. Воспользовавшись тем, что Илайя бросил свой испорченный сенсор в его машине, Ромуальд не упустил шанс проверить и узнать немного о человеке, которого планировал попеременно то уничтожить, то помиловать, то вообще проникался мыслью о собственном неравнодушии. Последнее, правда, казалось отвратительной дикостью, потому надолго не задерживалось. На первый план вновь выдвигалась теория вражды и стремления получить компромат.

Первое, что бросилось в глаза, когда Ромуальд поставил в свой телефон чужую симку – Илайя никому не писал сообщений. Или делал это, но моментально подчищал историю отправлений. Второе – у него оказалось не так уж много контактов, и все они были обозначены нейтрально-уважительными словами, ни намёка на возможный интерес к кому-то из обитателей записной книжки. Могло быть и так, что контакты, представляющие интерес, хранились в памяти телефона, но поскольку и здесь было занято не более тридцати ячеек… В общем, Ромуальд сомневался в целесообразности записи других номеров в телефонную память. Прикрепление фотографии и установка персонального звонка для каждого звонящего – это, конечно, неплохие опции, только популярностью пользуются у людей возраста средней школы. Когда из этого возраста выходишь, уже нет особого интереса к установке разных мелодий и игре с фотографиями профиля. Достаточно одного имени, чтобы принимать или отклонять звонок.

Попытка провести небольшое расследование провалилась, едва начавшись, потому делать какие-то выводы Ромуальд не решался.

В принципе, всё могло быть.

Даже то, что Илайя послал его тогда именно на почве отторжения и потому, что увидел перед собой «грёбанного гомика». Более-менее, но такой вариант вписывался в стройную теорию неприязни личностной.

То, что он попался на глаза Ромуальду и заставил увлечься фантазиями определённой направленности, ничего не гарантировало. Только говорило о том, что это Ромуальд поддался уговорам воображения и впервые за долгое время приласкал себя, думая не о Джулиане, а о постороннем парне. Перед глазами стоял его образ, но происходило это не возвышенно, а как-то приземлёно, с примесью грязи. Или не грязи, а просто похоти.

С Джулианом всё было иначе. Завязалось иначе, развивалось иначе, продолжается иначе. У их отношений изначально наметилась иная эмоциональная окраска, отличная от той, что преобладала здесь.