Bittersweet (СИ)

Илайе не хотелось думать, что его пытаются купить. В вопросе взаимоотношений он был лишён меркантильных принципов. Здесь решающая роль отводилась именно общению по велению души, а не потому, что кто-то отчаянно жаждет получить каплю внимания, оттого готов отвалить приличную сумму денег. Илайя почувствовал бы себя обязанным, как уже было с отпуском.

Наверное, именно поэтому он выторговал себе право оплатить обратные билеты на поезд и перелёт не только себе, но и Ромуальду. Кроме того в тех самых кафе, ресторанах и барах расплачивался самостоятельно. Как возместить стоимость номера он не представлял. Двух чашек кофе по его меркам было недостаточно, потому в итоге он сделал то, чего изначально не планировал. В последний день пребывания в Лиллехаммере, когда они прогуливались по магазинам, разглядывая сувениры, Илайя не удержался и купил-таки Ромуальду свитер. Не с оленями. С традиционным рисунком – норвежскими звёздами, а потом пришёл в номер и долго отирался там, выбирая нужный момент, чтобы подсунуть презент в багаж. Об этом свитере они разговаривали позже. Ромуальду понравилось.

Видимо, именно после этого случая Ромуальда посетила мысль об ответном презенте, и он решил преподнести Илайе повязку на глаза. Его подарок, впрочем, отлично подходил под категорию «для двоих», поскольку наслаждаться ею предписывалось обоим. Одного обсуждения перспектив было достаточно для игры воображения, застолбившей себе место и не желавшей сдавать позиции. Пусть даже изначальное послание повергло Илайю в шок и заставило недоумённо посмотреть на экран, несколько раз перечитать послание в попытке понять, какие кружева на нём желают видеть. Только после получения письма с артом он окончательно разобрался в чужих фантазиях, с удивлением понимая, что разделяет их и готов подыгрывать. Его это заводило, будоражило воображение и не позволяло стремительно выбросить мысли о повязке и контроле со стороны Ромуальда. Конечно, у них всё проходило на пару уровней проще, нежели у тех, кто реально практиковал BDSM и получал от него удовольствие. Для них это было не стилем жизни, а игрой. Теперь, когда в руках у Илайи оказалась самая настоящая повязка, он представлял всё яснее, и предвкушение по гамме эмоций стало ярче.

Ромуальд перехватил оба пакета одной рукой, запустил ладонь в карман, нащупывая ключи, и в тот же момент притормозил. От стены отделился силуэт и направился в их сторону.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Ромуальд.

По голосу его было понятно, что он не слишком рад визиту. Илайя это чувство разделял, но быстро усмирил негодование, надеясь, что планы им не нарушат, а настроение не испортят.

– Видела, что твоя машина подъехала. Хотела удостовериться, что с тобой, правда, всё в порядке.

– Почему бы просто не поверить мне на слово?

– Потому что в отличие от большинства мужчин, мне известных, ты не начинаешь стенать и охать, когда с тобой что-то случается. Напротив, стараешься отделаться от посторонней помощи и всё делаешь по-своему. И, кстати говоря, в основной дом ты практически не заходишь, – произнесла Челси, подходя ближе.

Теперь она заметила Илайю, и он порадовался, что сад утопает в темноте, а не освещён многочисленными фонарями, поскольку наблюдать перекошенное лицо наставницы – если оно такое сейчас – не было никакого желания. Челси, кажется, удивилась, потому что новую фразу оборвала в самом начале, так и не высказав мысль относительно здоровья Ромуальда и его методах борьбы с недугами.

– Привет, – выдала радушно.

– Привет, – отозвался Илайя. – Я ненадолго.

– Мы ненадолго, – поправил Ромуальд. – Буквально на полчаса или немногим больше. Поужинаем и снова уедем.

– Далеко?

– Есть у нас один маршрут, – ответил уклончиво, не желая сдёргивать завесу тайны, чтобы не портить сюрприз заранее. – А насчёт родителей ты права. Туда я заходить не планировал.

Обрисовав в деталях ситуацию, Ромуальд прошёл мимо сестры, чтобы открыть дверь и не держать гостя на пороге долгое время. Пакеты он поставил на пол, занимаясь замочной скважиной, при этом продолжая вполуха слушать разговор Челси и Илайи. Крутился он преимущественно вокруг происшествия на репетиции. Челси задавала вопросы, Илайя покорно на них отвечал, продолжая демонстрировать сдержанность, но, к счастью, не скованность. Он не старался заискивать перед Челси, не срывался моментально на объяснение того, какими судьбами сам оказался здесь, заверяя, что в ближайшее время уберётся подальше, только бы не вызвать гнев госпожи продюсера на свою голову.

Ромуальду это несказанно нравилось, а ещё подтверждало теорию о независимости Илайи от чужого мнения. Когда он чего-то хочет, отрицательные прогнозы окружающих не способны повлиять на него.

Ромуальд не сомневался, что в момент знакомства Челси обрисовывала подопечному портрет брата в тёмных красках, уверяя, нет на свете человека хуже. Илайя принял полученные сведения к знанию, но ориентировался больше на собственное мнение, нежели на общественные характеристики.