Bittersweet (СИ)

Первым разговор о роли начал Ромуальд. Не сказал того, что было ему известно. Умолчал намеренно о встрече с партнёром по сцене, чтобы лишний раз не портить Джулиану настроение, не ломать ту хрупкую идиллию, что посетила каждый сантиметр его квартиры, заполоняя собой, но постоянно напоминая: одно неверное движение способно уничтожить всё, отстроенное непосильным трудом. Посеянное трагедией, политое слезами, подкормленное страданиями. Смытое в мгновение ока приливом нежности, направленной на Джулиана.

Ромуальд видел, что бездеятельность убивает Джулиана. Она заставляет его стремительно деградировать. С этим нужно было бороться, а не мириться. Человек, действительно желающий сделать жизнь другого человека счастливой, не будет сидеть и смотреть на эту деградацию. Ромуальд старался, но… Судьба явно имела на него зуб, потому не желала давать шансы, подкидывая всё больше проблем.

До того, как Джулиан появился на пороге квартиры с букетом лилий в руках, Ромуальд готов был на время смириться с выбором Челси, занять выжидающую позицию, не торопить события, но теперь всё становилось очевидным, как и знание, что сложение двоек в итоге даёт четвёрку. Одна улыбка, одно слово, один жест Джулиана, и он сделает всё, чтобы вновь пойти на что угодно. Унижение перед родственником – не самое страшное. Это и не унижение, просто просьба. Пусть он сотни раз слышал отказ. Всегда можно попросить в сто первый.

– Если эта роль нужна тебе, ты должен забыть о наркотиках.

– Да… Да, – шептал Джулиан, и этот ответ решал всё.

Для Ромуальда, так однозначно.

========== 13. ==========

Soundtrack: Blutengel - Ordinary darkness; Blutengel - The only one

Снова горячий горький ком в горле, и россыпь таблеток на ладони. Сверху – порция лития, способного подавить суицидальные наклонности, наставить на путь истинный и погасить вспышки отчаяния, толкающие то и дело, на необдуманные поступки. И снова стакан воды в трясущихся руках, и хрупкое стекло, которое хочется превратить в осколки разной величины, вдавить в кожу и наблюдать, как из рассечённой плоти одна за другой ползут струйки крови. По ладони, по запястью, по руке, согнутой в локте. А там, в маленькой ямке собирается лужицей и застывает.

Почему именно он вынужден страдать? Чем он хуже других людей, живущих на свете? Почему плата за счастье в первые двадцать с небольшим хвостиком лет жизни должна быть столь высокой?

Почему?

Джулиан лежал на полу в гостиной, глядя в потолок расширившимися от боли глазами. В мыслях царила пустота, мучительная боль скручивала всё тело, начиная от макушки, заканчивая кончиками пальцев на ногах. Ему казалось, что перед глазами висит сплошная чернота, которую никуда не убрать. Не отдёрнуть, как штору, не поднять, как занавес, не смыть, как грязь. Эта чернота была с ним на постоянной основе, и ему уже следовало смириться. Редкие проблески давали слабую надежду. Он понимал, что лечение не спасёт окончательно, но продолжал хвататься за каждую тонкую ниточку просветления в мозгах, успокаивая себя и говоря, что это первый шаг на пути к выздоровлению. Говорил один раз, тихо-тихо, а потом повторял громче, постоянно. Едва ли не кричал, понимая, что занимается самообманом. Он ненавидел это состояние, но был вынужден жить с ним. Не вечно, конечно. Ни один человек вечность не протянет. Ровно столько, сколько отмерено, но… Он бы отдал за один день нормальной жизни весь срок, отведённый ему. Без пульсирующей боли, словно ему проломили чем-то голову, без тошноты, заставляющей выплёвывать внутренности, без грёбаных таблеток, ставших постоянными жителями его рюкзака. Шесть чёртовых наименований. И литий. На десерт.