Bittersweet (СИ)

Таким стало напутствие со стороны Челси. Илайя хмыкнул неопределённо, не представляя, каким может оказаться «обычный» разговор. С Ромуальдом ему тоже предписывалось просто поговорить, но столкновение лицом к лицу перевернуло обыденную ситуацию с ног на голову и заставило пожалеть о принятии положительного решения. Не навсегда, но на определённое время, пока оцепенение не прошло, а уверенность не окрепла окончательно.

Роль – это единственный способ пробиться наверх, попутно утерев нос родственникам, которые никогда особо не верили в наличие таланта к чему-либо, а потому предрекали ему будущее в серо-чёрных тонах. Или тюрьма, или безработица, сидение на шее тётки, дешёвое пиво, бутылки от которого выстроятся в ряд на подоконнике, и коробки из-под пиццы с тонкими нитями сыра и огрызками коржа, тронутого плесенью. Разбросанные повсюду вещи, осколки, тараканы и тело на полу. На первый взгляд – бездыханное, но стоит подойти ближе и присмотреться внимательнее, как станет понятно, что вполне себе жив, вот только накидался настолько, что от трупа практически не отличить. Сальные волосы, неопрятная одежда. Отвратительная компания, общение с которой не способствует саморазвитию с последующим прогрессом, зато деградацию стимулирует запросто.

Представлять ненавистного человека в подобном амплуа легко и просто, а Агата и её дочь тёплых чувств к нахлебнику не испытывали, потому с восторгом художника, обнаружившего музу и привязавшего её к себе, расписывали перед Илайей подобные перспективы, одна другой насыщеннее. Вот кто бы говорил, только не кузина, однако, и она не могла удержаться от ехидных замечаний, подчёркивающих её счастливое будущее и тот трэш, что обязательно случится с Илайей.

Иногда ему хотелось поинтересоваться тем, как живут родственники, но, набирая очередное письмо матери, он снова отказывался от былой идеи. Пусть живут, как хотят. Теперь они в его жизни решающей роли не играют, а он не станет тянуть в настоящее пережиток прошлого.

Родственные связи стали балластом, а от него принято избавляться.

С момента встречи с Ромуальдом, ознаменованной происшествием с пистолетом, прошло приличное количество времени, ощущения несколько притупились, поблёкли и потускнели, перестав притягивать к себе внимание. После этого столкновения им довелось пересекаться ещё несколько раз, но это были настолько мимолётные, незначительные события жизни, что Илайя не придал им никакого значения. Что уж говорить о Ромуальде? Он не заморачивался приветствием и не улыбался ядовито, как бывало прежде, неизменно оставался хмурым и практически не смотрел на напарника. Идея о притирке, брошенная больше в попытке посмеяться и спровоцировать на ответную колкость, канула в небытие. Общение оставалось на том же уровне, что прежде, а то и вовсе приказало долго жить.

Удивительного в этом Илайя ничего не видел, причисляя, скорее, к закономерностям. С самого начала было понятно, что им с Ромуальдом не светит стать друзьями, независимо от наличия или отсутствия самой первой встречи в пределах развлекательного заведения. Оно сыграло свою роль, усилив отторжение, но не стало предопределяющим. Когда Ромуальд приехал сюда ради знакомства с потенциальным партнёром по сцене, он уже был настроен отрицательно. Илайя чувствовал, что дело вовсе не в его личности, и любого ждал не прохладный, а, по-настоящему, ледяной приём с равнодушием, ехидными замечаниями и душем из колы. В данном случае, провернуть задуманное оказалось приятнее, но это не стало импровизацией или спонтанным решением. Ромуальд знал, что сделает так, ещё до момента, когда опустился за стол.

Мнение Джулиана на этот счёт оставалось загадкой, как, собственно, и всё, что было связано с жизнью этих двоих.

Вращаясь в кругу будущих коллег, Илайя начал отмечать, что Джулиан незримо присутствует где-то поблизости. Дело было вовсе не в магических штучках и прочей ерунде, в существование которой Илайя не верил прежде и не собирался менять убеждения теперь, а в том, что о Джулиане говорили постоянно. Он был основной темой чужих разговоров. Он и его роль.