Bittersweet (СИ)

Джулиан слышал, что Ромуальд время от времени задерживает дыхание, старается дышать тише обычного, видимо, чтобы не раздражать дополнительно. Так проходила минута за минутой. Гробовая тишина. Ни стука часовых стрелок, ни подтекающего крана, по каплям отсчитывающего секунды, ни шагов, способных отдаваться в голове диким взрывом, будто это не соприкосновение домашнего тапка или босых ног с полом, а марш слонов, устроивших шествие в квартире. Тишина. С одной стороны, умиротворяющая, потому что все посторонние звуки вызывали отторжение. С другой – пугающая и концентрирующая внимание на болевых ощущениях.

Прикосновение тёплой ладони заставило Джулиана вздрогнуть, но только в первый момент, когда стало неожиданностью и вытащило из состояния сомнительного нежеланного транса. Ромуальд действовал нежно и аккуратно, проводя рукой по коротко стриженым волосам, не запуская в них ладонь. Он гладил осторожно, почти невесомо, продолжая хранить молчание. В этом жесте не было никакого романтического или сексуального подтекста, больше родственно-нежных чувств и невысказанных слов о том, что…

Да-да. Рано или поздно всё наладится. Будет хорошо и изменится к лучшему.

Ладонь застыла на месте, и Джулиан рискнул повернуть голову, думая, что встретится с Ромуальдом взглядом, после чего обоим вновь придётся изображать свои мученические улыбки, не отражающие истинные чувства, клокочущие внутри. Но представленная картина разбилась о реальное положение вещей. Кажется, у них обоих сегодня получился вечер удивлений. Сначала Ромуальд стал свидетелем того, что так тщательно от него скрывалось, теперь роль первооткрывателя примерил на себя Джулиан.

Возможно, такое уже происходило раньше, но ему не доводилось видеть Ромуальда плачущим. Чаще на его лице застывало надменное выражение, соответствующее имиджу, созданному в обществе. Насмешливая улыбка, ядовитые фразы, открытая демонстрация ненависти к окружающим.

Да, он мизантроп. Что поделать?

Симпатий со стороны окружающих подобный подход не добавлял, потому-то принято было считать, что в семье Эган Ромуальд – самый неудачный экземпляр. Там все общительные, успешные, до чёртиков правильные, а он – грязное пятно на репутации прекрасных людей. Родственники ему подобных претензий не высказывали, а вот журналисты старались периодически раздуть скандал, потому подливали масла в огонь, придумывая сенсации, возникшие на пустом месте. Это раздражало раньше, бесило и теперь.

Джулиану казалось прежде, что он знает о Ромуальде всё, но сегодня он вновь сумел обнаружить в нём нечто новое. Тогда же стало ясно, что это явно происходит не впервые. Не на постоянной основе, но иногда Ромуальд позволяет себе немного слёз. Он тоже старается не демонстрировать открыто слабости и сейчас слёзы стекают по его щекам только потому, что он думает: Джулиан не видит.

Это не было бешеной истерикой или воплем профессионального плакальщика, попыткой продемонстрировать свои чувства, но настолько показной, что вместо жалости и прилива нежности, появляется только отторжение и желание отдать приказ о прекращении дилетантского выступления. Всего лишь несколько слезинок из-под сомкнутых век. Вновь попытка задержать дыхание, не хлюпать носом и не перетягивать жалость на себя.

Ромуальд действительно надеялся, что Джулиан ничего не видит, а если получилось так, что внезапно стал свидетелем, то пусть лучше отвернётся и не смотрит. В противном случае это будет похоже на идиотскую финальную сцену из шекспировского творения, о котором так любят вспоминать «остроумные» особи, как только слышат имена Ромуальд и Джулиан. Выпить яд, вонзить себе в грудь кинжал, чтобы разделить чужие страдания и боль, а потом вновь воссоединиться где-то там, в потустороннем мире, если взять за основу мысль о его существовании.

Что они вообще знали о любви, эти глупые дети, знакомые в течение трёх дней и бесславно умершие по собственной дурости?

Впрочем, туда им и дорога.

Смутное ощущение, будто за его действиями наблюдают, не оставляло Ромуальда, но он принципиально не открывал глаз, стараясь не думать ни о чём, просто сосредоточиться на событиях этого вечера и постараться убедить себя: у них милый семейный вечер. И Джулиан лежит у него на коленях не потому, что его мучает невыносимая боль. И бледен он только по причине особого освещения, придающего коже неестественный оттенок. Это всё временно. Это пройдёт. Врач ведь говорил о положительной динамике, о том, что ситуация начинает стабилизироваться… Однако, если это стабильность, то лучше не представлять, что являет собой неопределённость.