Битва

Временная строительная площадка размещалась на мысу, вдававшемся в реку, и это было определенным преимуществом: близость воды умеряла степную сушь, сглаживала жару. Что ж, строители пришли сюда первыми, первыми облюбовали себе место — облюбовали с пониманием. В несколько рядов тянулись стандартные, по линейке выстроенные сборно-щитовые домики, Сергееву всякий раз с самолета они представлялись маленькими, будто саманные кирпичи, какие в детстве лепил вместе с родителями: из форм сырые кирпичи выкладывали на лужайке тоже аккуратными рядами. Но порядка в городке строителей было мало, дорога разбита, по бокам валялись стройматериалы, старое, искореженное железо, битое стекло — все Сергеев отмечал лишь вскользь, он был поглощен предстоящей встречей с женой: что увидит? Воображение рисовало ему бог знает что: Лидия Ксаверьевна, возможно, на грани смерти… И он, человек не из пугливых, прошедший войну, побывавший в разных переплетах, сейчас робел, был весь внутренне сжат, скован; он ни о чем не мог думать — лишь о том, что сейчас увидит, что ему откроется… Теперь он думал о том давнем предупреждении врачей в Москве: «Опасно для жизни самой матери…» А что, если он опоздал, проездил, не увидит жену в ту, последнюю минуту?!

Нет, Сергеев знал, что в такие моменты жизни воображение подсовывает самые трагичные, фантастические картины, и ему в то короткое время, пока он ехал от аэродрома к санчасти, не приходило на ум, горячий и взбудораженный, что его не допустят к жене, что ему скажут обычные в таких случаях слова: «Положение сложное, но надеемся. Однако к ней нельзя…»

Когда машина остановилась возле сборно-щитового домика, ничем не отличающегося от других, приземистого и длинного, лишь на стенке у входа в него висела темная, стеклянная, со сколотым углом вывеска «Санчасть», и Сергеев так же, на негнущихся ногах, вошел, сгибаясь в дверях и сразу чувствуя, как удар, удушающий запах лекарств, ему навстречу от тумбочки встал темный от загара высокий санинструктор. Он стушевался, увидев неожиданно генерала, не доложил, лишь козырнул, но, видно догадавшись, что генералу не до церемоний, пришел он к роженице-жене, нашелся и, глядя уважительно, с готовностью сказал:

— Пожалуйста, товарищ генерал… Прошу вас сюда.

И повел по тусклому, затемненному коридору в конец — духота здесь была заметно слабее.

Видно, на звук их шагов, на голос санинструктора из распахнувшейся двери вышла женщина в халате, в белом чепце, с марлевой повязкой, закрывавшей всю нижнюю часть ее лица, остановилась, прикрыв за собой дверь, не отходя от нее и точно защищая ее. Сергеев узнал женщину-гинеколога, останавливаясь перед ней и здороваясь, услышал свой голос, слабый, сдавленный, и замолк, подумав, что спросить обычное «Как там?» — ему нелегко. Возможно, она догадалась, что творилось с ним, и, чуть спустив марлевую повязку — только с носа, — мягко сказала:

— Георгий Владимирович, положение сложное, но надеемся… Однако к ней нельзя. Понимаете, потрачено много сил. Бьемся, чтобы поддержать сердце, силы организма… Я ей скажу, что вы приходили.

— Да, пожалуйста… — деревянно произнес Сергеев. — Если не возражаете, я заеду вечером.

Дорогой к штабу Сергеев думал, что теперь уже ничего не изменишь: коль не сумел Лидию Ксаверьевну в свое время уговорить остаться в Москве, значит, положись на судьбу, жди, что будет, занимайся делами, не раскисай — так бы и она, Лидия Ксаверьевна, сказала ему. И с этими мыслями решил: заедет в штаб на минутку — и тотчас на «аннушку», он распорядился еще там, на аэродроме, держать самолет в готовности, полетит на ближайшую точку, к вечеру вернется — и в санчасть. Но когда в штабе сказал, что улетает на точку, Валеев как-то сразу посуровел, привычно подтянулся, сказал, разделяя слова — и это было необычно для него, так что Сергеев сразу и не понял, в чем дело:

— Считаю, Георгий Владимирович, не следует вам сегодня отлучаться. Если надо, сам поеду на точку на машине… Но вам нельзя. Я договорился с врачом, что самолет будет наготове на всякий случай. Не считал возможным подвергать опасности жизнь Лидии Ксаверьевны и, может, превысил власть: связался по ВЧ с маршалом Яновым и получил санкцию… Его приказ. Может, придется в областной центр…

Вот тебе и на! Валеев, спокойный, выдержанный, у которого, казалось, все взвешено, дозировано, даже, возможно, чувства, — и вдруг такое проявление… Что ж, Сергеев, нечего греха таить, думал ведь, суховат начальник штаба при всех других достоинствах — уме, способностях, выдержке, — а теперь вот делай поправку в своем представлении…

— Ну хорошо, Федор Андреевич, подчиняюсь… Тогда давайте соберем руководящий состав — начальников управлений и служб, — проинформирую о своей поездке в Москву и в обком партии.

— Есть! Кстати, Георгий Владимирович, машины с оборудованием на точки уже идут по мосту беспрепятственно, лишь за полчаса до прохода поезда закрывается движение. — Чистое, без морщин, лицо Валеева вдруг окрасилось теплой улыбкой. — Съездил я туда. Охранник недоумевает: «Какая муха укусила товарища Семиокова?»