— А, Шон! Привет! — они обменялись рукопожатием. — Как у вас там?
— Живем помаленьку. Завод открыли, по сборке двигателей. «Кормаки», «Дегиды», все такое… ну, ты помнишь. У меня кое-какие мысли были, как там докрутить можно, с маслопроводами. Места рабочие, опять же… А для наших мест «Кормаки» — это самое оно. Все, что больше, не пройдет, а от всего остального толку мало, с нашими-то дорогами… Тогда как затопило все — только по воздуху и добирались. А у нас на весь Кармартен полтора почтовых «мотылька» курьерских, да один «сокол», который от Вертигерна остался, и тот чинить пришлось.
— О! — Колдун просиял. — Кстати об авиации! У меня идея есть! Ты двигатели на «соколах» видел?
— Ну, — сказал Шон. — Головки цилиндров ни к черту. И система охлаждения хлам.
— Вот! Параллельную схему надо делать, как у «Кестрелов». И вообще, все дело в нагнетателе! — Колдун клещом вцепился в Шона и поволок его куда-то в сторону. Ланса он, кажется, так и не заметил.
Ланс взял бокал с подноса у пробегавшего слуги. Вино было алое, густое и приторно-сладкое. Вкус ему не понравился, но отвлек от этого странного, сосущего чувства внутри, которое было как голод, но не голод.
Он был первым рыцарем. Но рыцарями были и все остальные, плотно связанные судьбами с Камелотом и между собой. Он мог быть первым в новом ордене. Но это не делало его «одним из».
Вся толпа вдруг потянулась в одну сторону, как вода в прилив. Ланс обернулся и увидел Короля и Королеву.
Он увидел, как Король что-то говорит. Как Королева отвечает и подносит к губам бокал, и электрический свет ламп проходит сквозь хрусталь и дробится в пузырьках, которые пляшут в золотистом вине, в алмазной серьге на тонкой, длинной цепочке, вздрагивающей от каждого движения, роняя радужные блики на белую кожу.
А рядом, на расстоянии руки, стоит колдун, и они смеются и разговаривают с ним — будто это нормально. Будто так и следует.
Ланс почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Звуки отодвинулись. Бокал в руке хрупнул.
Так длилось очень долго.
Потом колдун отошел в сторону. Ланс заступил ему дорогу.
Колдун поднял бровь.
— Не смей, — выдавил Ланс.
— Прости, что?
— Не смей сделать здесь то, что ты сделал там, — тихо сказал Ланс.
Он не смог выговорить «в Городе Солнца», но колдун понял и скроил честное лицо:
— Приложу все усилия.
Ничего так Лансу не хотелось, как стереть это глумливое выражение.
— Если что-то случится, — горло у него перехватило, но он продолжил, — если с ними что-то случится, я тебя убью. Я не знаю, как. Но я это сделаю. Таким, как ты, не место среди людей.
Колдун сделал приглашающий жест:
— Тогда почему бы тебе не рассказать об этом людям?
Прежде, чем Ланс нашелся, что ответить, колдун просочился мимо и скрылся в пестрой толпе.
— Вам помочь? — спросил проходивший мимо официант.
Ланс обнаружил, что бокал, который он держал в руке, треснул, и темно-красная липкая жидкость сочится сквозь стекло и падает на пол тяжелыми каплями.
— Нет, — сказал Ланс. — Извините.
Праздник достиг той стадии, когда ты уже можешь оставить гостей одних, но еще не можешь снять сапоги, потому что может понадобиться опять выйти, а влезать в них второй раз за вечер будет ужасно неохота. Джин удалилась к себе сразу после фейерверков — надо было дать гостям повеселиться в чуть менее официальной обстановке.
— Что у вас с Лансом? — спросил Артур, падая в кресло в курительной и складывая сапоги на столик.
Мерлин рухнул в соседнее, перекинул ноги через подлокотник (в последнее время у него это получалось вполне непринужденно. Видимо, он тренировался) и взял из вазы яблоко. Достал ножик и начала меланхолически его строгать.
— Ланс, — сказал Мерлин, разглядывая яблоко так, будто оно ему задолжало как минимум миллион, а вернуть нечем, — будет сражаться за вас до последнего вздоха. Практически неподвластен чарам. Очень… — Мерлин скривился, — отважен. Приказам вашим будет следовать до буквы. В общем, инициатива у него, на мой взгляд, страдает, и ходит он, как поезд, только по рельсам, а так, вероятно, он идеальный борец с чудовищами. Если найдется кто-то, кто будет ему указывать, кто чудовище, а кто нет.
— Ага. — Артур выпустил в потолок струйку дыма. — А почему тебя при его виде перекашивает каждый раз, будто у тебя живот схватило?
Мерлин отрезал яблочную дольку и принялся безрадостно ее пережевывать.
— В Аннуине имеет значение только лично сделанный выбор. Когда тело перестает служить щитом, все неистинное сгорает. Любой в итоге отвечает перед Единым только сам… и в итоге сталкивается с истинным смыслом своих выборов. Люди часто заблуждаются на этот счет. Ланс вырос у фир болг. Мы с Нимуэ его подлатали, как смогли, но… — он скривился. — Слушай, я совершенно не уверен, что Ланс — это хорошая кандидатура для плаката, но если он захочет этим заниматься — дай ему шанс, пожалуйста. Ему чертовски не повезло на старте. Он заслуживает второй попытки.
— Ладно, — сказал Артур. — Займусь завтра.
Мерлин, терзающийся угрызениями совести, был зрелищем душераздирающим, и наблюдать его регулярно Артур совершенно не собирался.