БИТВА ДЕРЕВЬЕВ

У Мирддина вдруг неприятно зашумело в ушах. Это была вечная проблема нахождения в толпе — люди в своих страстях были бесконечно разнообразны, и каждый раз да обнаруживалась какая-то новая неперекрытая частота. Мирддин усилил защиту, незаметно огляделся во всех слоях и обнаружил подкравшегося тенью Ланса. Он стоял поодаль, крутя в руках шлем, и смотрел на Джиневру так, будто собирался прожечь на ней дыру. О чем бы он при этом ни думал, это было очень громко.

Мирддин сделал вид, что ничего не заметил, но Джиневра вдруг передернула плечами, поправляя меховое манто, и обернулась. Она увидела Ланса и сделала ему знак рукой. Ланс вспыхнул и подошел.

Вид у него был такой, будто он очень хочет бухнуться на колено, но не уверен, что его одобрят.

— О, а вот и глас народа! — обрадовался Артур. — Что у вас сейчас там поют, лейтенант?

Ланс смутился.

— Разное, — сказал он.

Джиневра сверкнула зубами:

— Моррис!

Ах, что творите вы, Моррис!

Теперь женись на мне, Моррис!

Мы дочку Дорис назовем — вскоре

Нас будет трое —

Ты, Моррис,

Дорис

и я!

Артур фыркнул. Ланс покраснел. Контральто у Джиневры было хорошо поставленное, но, со всей очевидностью, рассчитанное на другой репертуар.

Хотя из всех текстов, которыми время от времени в народе оснащался официальный королевский марш, этот был еще самый нейтральный. Артуру, после его прохождения службы рядовым (что являлось необходимой частью воспитания королевских отпрысков), подарили версию, в которой было семьдесят три куплета, подробно перечислявших артуровские приключения и доблести. Манускрипт висел у Артура в кабинете на видном месте, и у Мирддина как-то ушли сутки на то, чтобы выслушать подробный рассказ о том, что там имелось в виду. И потом еще неделя на то, чтобы составить культурологический комментарий.

Лансу, судя по всему, комментарий не требовался. Мирддин слегка позавидовал — ему самому никогда не удавалось схватывать смысл фольклора интуитивно.

В ухе опять стрельнуло, и Мирддин тут же пересмотрел свою точку зрения. Если интуитивное понимание дается ценой неконтролируемых эмоциональных реакций — ну его в пень.

Ланс с усилием перевел взгляд на Артура.

— Я хотел попросить позволения посвятить то, что делаю, моей госпоже, вашей королеве.

Формулировки у Ланса были все-таки феерические. Артур хмыкнул и бросил взгляд на Джиневру. Джиневра сделала большие глаза.

— Пожалуйста, лейтенант, — сказал Артур.

Ланс отдал честь и четко развернулся на каблуках к Джиневре. У Джиневры сделалось выражение, как у ребенка перед витриной с игрушками. Ланс низко поклонился.

Джиневра поманила его. Ланс шагнул ближе. Джиневра отколола с плеча брошь в виде коронованной буквы «Дж» и скрепила Лансу шарфик.

— Теперь вам остается только побеждать, сэр рыцарь!

Джиневра поправила на Ласелоте ворот. Ланс стоял, прикрыв брошь ладонью, как птицу, и, кажется, не дышал.

— Не опоздайте к старту, лейтенант, — посоветовал Артур.

Ланс отмер, поклонился еще раз и поспешил к самолету.

Джиневра вернулась на свое место, откинулась на спинку трона и заявила:

— Ставлю на Ланселота!

Артур ухмыльнулся:

— А я на Бобби. У нее единственный гоночный самолет, как-никак. А ты, Мерлин, за кого болеешь?

— За Доуэна. Мы столько над этим двигателем корпели, не зря же.

Про себя Мирддин отчаянно надеялся, что ему не придется болеть за проклятого оболтуса в буквальном смысле и вытаскивать его обратно из Аннуина, если тот врежется в пилон, потеряет управление или еще что. Как конструктор двигателя, он чувствовал себя ответственным, но… в общем, процесс вытаскивания Доуэна с того света не понравился бы не только Доуэну.

Наконец, объявили старт. Артур привстал с трона и пальнул сигнальной ракетницей в воздух.

Турнир начался.

Самолеты, жужжа и подпрыгивая, взлетали с интервалом в десять секунд, чуть не касаясь друг друга крыльями и тут же заходя на поворот. Кольцевая гонка вокруг пилонов, по сути, представляла собой один растянутый левый вираж. Пять кругов, по две мили каждый.

Самолеты летели так низко и так близко, что можно было видеть лица пилотов и пятна масла на стекле. Именно для этого ограничивали высоту полета — чтобы зрители видели лица. Мирддин закусил губу, провожая глазами тройку лидеров — «Пчелу» и два «сокола». За ними, с отрывом, шли несколько «кестрелов», доработанных умельцами до полной неузнаваемости, и «электра». Замыкали растянувшиеся в цепочку «пилигрим», гирокоптер и тяжелый громоздкий гидроплан, переставленный с поплавков на шасси.

Все это колыхалось и дребезжало самым невообразимым образом.

В конце концов, если бы турниры были настолько травмоопасны, то люди не считали бы их праздниками, неуверенно подумал Мирддин.

«Кестрел» под номером 6, заворачивая, чиркнул по пилону, срезал конец крыла, кувыркнулся и пошел к земле вниз головой. Футах в десяти от поверхности самолет перевернулся, несколько раз подпрыгнул и с хрустом сел на хвост, завалившись набок.

Или люди не были бы людьми, мысленно внес поправку Мирддин.