Битва за Иерусалим

Многие еще не прошли боевого крещения и, хотя были хорошо подготовлены, не имели опыта уличных боев. За тенью волнения на их лицах нельзя было угадать, какая удивительная кроется в них сила. Тот, ктс сидит, неподвижно уставившись своими угольно-черными блестящими глазами в пространство, спустя считанные часы не выпустит из раздробленной руки базуки и будет тащить ее по всем извилинам и поворотам, через весь адский мрак вражеской траншеи, — лишь бы не оставить ее врагу. Другой — тот, кто укладывает индивидуальный перевязочный пакет, — этой ночью, увидев снижающийся снаряд, прикроет своим телом раненого и, оберегая товарища, будет разорван на куски. Третий, заряжающий сейчас магазин автомата, завтра в продолжение нескольких часов будет драться один против четырех групп снайперов. А четвертый героически ринется на пулеметные гнезда легионеров и будет биться в траншеях, держась в полный рост и не сгибаясь перед пулями, пока его всего не изрешетит.

Никому из этих людей, казалось, не подходила роль эпического героя, но многие на деле проявили себя героями этой битвы, самой выдающейся и жестокой из битв войны. Все они собрались сюда, сознавая, что от них потребуются жертвы. Большинство было готово к этому.

И жители иерусатптмского района Бет-Хакерем, ставшие в эти дни, как и все жители Израиля, добрей, щедрей и нравственно чище, принимали их с открытым сердцем и старались, чем только могли, украсить их последний час перед тем, как они пойдут в огонь. Их зазывали в квартиры, поили соками, чаем с бисквитами, кормили бутербродами. Часами в Бет-Хакереме не умолкали телефоны — раздавались звонки во всех концах страны. Солдаты уже отправились на исходные ру-бежи, а жители продолжали обзванивать сотни семей, чтобы сообщить о них родителям и женам. Осиротелые родители, получившие возможность в последний раз услышать голоса сыновей, перед тем как те шли в бой, всегда будут благодарны жителям Бет-Хакерема.

Моти записал в свой отчет: «Удивительное отношение жителей Иерусалима не только помогало солдатам одолеть перед боем страх, но и восстановили в их душах чувство дома. Они сражались, согретые этим чувством. Нет сомнения, что тепло помогло им справиться с волнением, овладевшим ими за долгие часы непрерывного артиллерийского обстрела».

*

Комбриг и полковые командиры вернулись тем временем из поездки вдоль исходных рубежей прорыва и собрались в штабе. Было решено не откладывать боя, поэтому время начала наступления назначили на полночь.

Перед тем, как офицеры, распрощавшись с Моти, отправились в свои части, к нему подошел один из ротных командиров по имени Замуш и попросил у комбрига пообещать ему, что, если предпримут наступление на Старый город, его рота непременно пойдет на штурм Храмовой горы и Стены Плача.

Замуш просил об этом потому, что был единственным религиозным среди офицеров командования бригады. Несколько лет назад он демобилизовался в звании командира парашютной роты. Между демобилизацией и призывом на войну он учился в иерусалимской ешиве. Тогда-то он полюбил Иерусалим и издали — Старый город. Он часто приходил на границу с биноклем и часами рассматривал места, на которые никогда не ступала его нога. По возвращении домой он по памяти делал маслом зарисовки святых мест и присоединял к своим эскизам десятки карт и планов Нового и Старого Иерусалима, которые знал наизусть.

Когда он услыхал о возможности овладения Старым городом, он весь загорелся. «Я считал, — говорит он сегодня, — что тот, кто первым достигнет Стены Плача, чтобы вернуть ее после тысячелетий заброшенности, обязан понимать ее религиозный смысл и значение для народа Израиля. Мне казалось, что тот, кто овладеет Стеной, должен уметь молиться у ее подножия, чтобы осмыслить связь веков.

Я мечтал стать тем, кто вновь восстановит эту связь. Для меня это больше, чем надежда, выше высочайшей мечты».

Моти торжественно пообещал Замушу, что он будет тем, кто первым подойдет к Стене — если только последует приказ на штурм Старого города.

*

В 8 вечера генерал Наркис выехал из своего прежнего командного пункта в Иерусалим на встречу с Моше Даяном. В Кнесете Даян должен был в этот день на специальной церемонии дать присягу в качестве министра обороны, а теперь хотел получить от Нар- киса полный отчет о положении в иерусалимском секторе. По дороге в Иерусалим Наркис успел увидеть обозные части бронетанковой бригады Ури Бен-Ари, которая в то время уже атаковала опорные пункты Абдель-Азиз, Радар и Бет-Икса. Ему также повстречались жертвы обстрела Иерусалимского коридора — их везли санитарные автомобили в больницу Хадасса. Дорога была забита машинами, образовалась пробка. Наркис двинулся в объезд и, когда, наконец, добрался до Кнесета, там было почти пусто. Даяна уже не было.