Битва за Иерусалим

На западном фланге раздался крик Нира: «Иоав, собери людей и иди ко мне. Иоав, ко мне!» Но Иоав не мог пошевелиться. Сосредоточенный на нем огонь тяжелого пулемета пригвоздил его к месту. Нир продолжал его звать, но эти крики не возымели никакого действия. Тогда он собрал своих солдат в западной траншее, с тем чтобы двинуться дальше. «Еще немного, и у нас кончатся боеприпасы, — размышлял он. — Что же тогда от нас останется? Горсть подавленных людей без гранат и при пустых магазинах. Еще раз надо попытаться установить связь с Додиком. Что с ним стряслось? — уже полчаса от него ни слуху ни духу. И теперь опять никакого ответа. Жив ли он вообще? Может быть, уже убит? А может быть, движется по кольцевой траншее навстречу нам и мы с ним ведем перестрелку?» Нира продолжали грызть сомнения, пока он вдруг не услыхал шум танков, донесшийся с шоссе, которое ведет на холм к Гив’ат-Хатахмошет (это были танки, посланные заместителем командира полка с заданием подавить на холме наиболее упорные очаги сопротивления). «Посмотри, «шерманы» ли это с белой полосой или «паттоны», — крикнул Нир одному из солдат. Он не был уверен, что это за танки — из-раильские или иорданские. «Приготовиться к отражению танковой атаки!» — скомандовал он.

Поблизости от громыхающих танков по-прежнему находился Иоав, как и прежде, под ураганным пулеметным огнем. Он собрал горсточку оставшихся у него людей и готовился рассредоточить их для атаки на насыпь с блиндажами, которые не так давно обратили его в бегство. Впереди маячили окровавленные тела четырех солдат Малмуди, павших около получаса назад от огня тех же блиндажей. Вид этих тел не сулил ничего хорошего.

Иоав поднял людей из траншеи и повел в атаку. И снова их окатило таким огнем, что всякое продвижение вперед стало невозможным. Положение было отчаянным и совершенно безвыходным.

Внезапно Иоав, повернувшись спиной к рокочущему пулемету и не пригибаясь, побежал во все лопатки на юг. Он, по-видимому, считал, что из блиндажей перестреляют всех оставшихся с ним, и в последнюю минуту решил позвать на помощь один из приближающихся танков, который мог бы несколькими снарядами разделаться с врагом. Иоав, разумеется, был немедленно засечен. Застучала очередь, которая его чуть было не уложила. Он мигом нагнулся и так, низко согнувшись, побежал назад. Теперь он окончательно убедился, что уйти от фронтальной атаки не удастся. Он поднялся первым, закричал, увлекая за собой людей: «На штурм! Вперед! За мной! Не бояться!» — и побежал. Солдаты последовали за ним, растянувшись в шеренгу, ловя любую возможность укрыться за стволами сосен — единственное, что на короткие моменты спасало сейчас от убийственного огня. Атака снова захлебнулась. Добежав до следующей траншейки, солдаты попадали в нее.

«Есть у кого-нибудь граната?» — закричал Иоав. Получив гранату, он метнул ее, целя в крайний блиндаж, пулеметы которого простреливали все пространство перед траншейкой и делали невозможным дальнейшее продвижение. Граната попала в цель, взорвалась и вышвырнула наружу несколько стальных касок. В шуме стрельбы потонули зазвучавшие в блиндаже хрип и стоны.

Благодаря мужественной атаке Иоава были подавлены оба блиндажа и покончено, наконец, с укреплением в насыпи, потребовавшем столько жертв. Теперь оставалось двинуться по траншее на запад и достигнуть разветвления, где начиналась западная кольцевая траншея.

Иоаву, однако, не суждено было туда прийти. На пути он наткнулся на мощный, высокий блиндаж и снова попал под сильный и точный огонь. Он обвел глазами своих людей. Одни ранены, другие под градом пуль бегут согнувшись в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Иоав понимал, что идти дальше под таким огнем — невозможно. Но он сознавал также, что еще раз повернуться спиной ему никак нельзя — парашютисты не отступают, о чем недавно ему уже пришлось вспомнить, когда он перед угрозой верной смерти отступил на несколько шагов.

Что было с Иоавом в последующие минуты и о чем он думал, не узнает уже никто. Может быть, он хотел своим подвигом стереть воспоминание о недавней слабости; или хотел доказать себе и другим, что достоин неписаных законов мужества, исповедуемых братством парашютистов. Так или иначе, он повел остатки своего взвода в новую атаку. Вперед любой ценой. Остановись он и на этот раз — как жить после этого!..

Он встал, поднялся на борт траншеи, служившей ему укрытием, и впереди остальных пошел на блиндаж. Пуля поймала его на бегу. Смертельная рана в грудь.

Сидевшие в окопах увидели, как он, словно споткнувшись, дернулся всем телом и упал наземь. Он охнул и издал тонкий протяжный крик. В секунды, оставшиеся до смерти, он успел взорвать цветную гранату, сигналя своим товарищам, что ранен. По-видимому, это было уже бессознательное инстинктивное движение.

«Мы смотрели, как он погибает рядом, и не могли даже подойти к нему и помочь, — говорит Авраам Эдут, — Все пространство было по-прежнему накрыто огнем. Нельзя было двинуться с места».

*