Битва за Иерусалим

Большой блиндаж представлял собой огневую позицию тяжелых пулеметов, тщательно укрытую на низах западного спуска, в самых недрах кольцевой траншеи. Поскольку весь он порос травой и его бетонированное перекрытие переходило в козырек над траншеей, заметить его сверху было не просто. Стены его были сооружены из армированного бетона толщиной в 40 сантиметров! Вместе они образовывали грозный, не поддающийся никакому тарану квадрат.

Внутри этого квадрата — рядом с порогом — была встроена вторая крепость из такого же армированного бетона той же толщины. Таким образом, гарнизон этого укрепления находился за двойными стенами сдвоенного блиндажа. Казалось, нет силы, которая могла бы выкурить его из этого укрытия и принудить к сдаче. «Был у них там склад оружия на целый месяц», — рассказывает Давид Шалом. Легионеры решили сражаться до конца: или сломить сопротивление атакующих, или пасть смертью храбрых.

*

Яки Хаймович, которого по мере развития событий мы оставили позади, где-то возле перекрестка ходов сообщения, соединяющихся с кольцевой траншеей, ведущей к Большому блиндажу, выбрался из пыли после взрыва брошенной в него гранаты. Он побежал вперед в направлении Большого блиндажа и оказался таким образом впереди отряда Дади, продвигавшегося в это же время по кольцевой траншее (отряд Нира шел навстречу с юга на север). Яки был остановлен градом осколков. Он осмотрелся и установил, что находится в траншее в полном одиночестве. Поначалу ему померещилась впереди, за углом, тень какого-то движения. Сердце у него сжалось. Он напрягся, пытаясь опознать, что там такое. Ни звука. Я остался один, подумал он, совершенно один. Ощущение одиночества и заброшенности наполнило его страхом. Он ощупал патронташ и обнаружил, что у него нет ни патронов, ни единой гранаты. Дальше идти нельзя — траншея тянулась вперед на целые 150 метров, а по бокам блиндажи, с засевшими в них легионерами, и укрыться некуда. Яки остался на месте, и когда появился Цвика из «вспомогательных», пропустил его и еще двух солдат вперед. Сам он вернулся в блиндаж, с которым ранее расправился, и там принялся набивать карманы гранатами из валявшихся ящиков. Заодно он промыл рану товарищу, которого нашел в том же блиндаже, а затем пошел по прямому отрезку кольцевой траншеи. По пути он увидел, что его ожидало бы, если б он за несколько минут до того не расстрелял весь свой магазин: солдаты, которых он пропустил вперед, лежали на дне растерзанные выстрелом из базуки в нескольких шагах от места, где он разминулся с ними.

Гранаты сыпались по-прежнему, забивая траншею вихрем огня и дыма.

Яки шел и шел, пока не добрался до выемки стрелковой позиции. Там за углом лежал раненый легионер, не выпускавший из рук базуки (той самой, что скосила парашютистов). Легионер остался один, но, невзирая на тяжелое ранение, по-видимому, решил драться до последнего. Из-за пыли, клубившейся по траншее, нельзя было ничего толком разобрать. Яки удалось вовремя подбежать к иорданцу и молниеносно выстрелить в него. Он побежал дальше в сплошной пыли и дыму. Каждый раз, когда в него летела граната, он отскакивал на несколько шагов и искал укрытия. Он снова был в траншее один, и неожиданно у него мелькнула мысль, которой он страшился больше всего на свете: а что если те, кто засыпает его с таким упорством гранатами, — его товарищи по полку, двигающиеся по траншее?! О своем подозрении он шепнул солдату, который тем временем присоединился к нему: «Может быть, это наши ребята? Эти оборонительные гранаты смахивают на наши».

Яки заорал: «Ребята, кончайте стрелять. Это мы! Ребята, скажите пароль!» Ответ последовал незамедлительно: очередь и еще одна очередь. Ясно: эти «ребята» не наши. Яки крадучись двинулся вперед. Перед ним возникла северная стена Большого блиндажа. Он начал метать в армированный бетон гранаты — гранаты ударялись, отскакивали и рикошетом летели назад, взрываясь неподалеку от него. Яки попробовал послать серию из трех гранат, одну за другой. Никакого эффекта, на бетоне не осталось даже царапины.

Он снова оказался возле блиндажа один и закричал легионерам по-английски: «Сдавайтесь!» Никакого ответа. Он оглянулся назад: никого, если не считать двух убитых, распростертых на дне траншеи. На сидящих в блиндаже легионеров его крики не производили ни малейшего впечатления.

Передо мной много иорданцев, а я один, — подумал Яки, — но теперь я должен идти гуда. Если я этого не сделаю, этого не сделает никто. Кроме меня, здесь нет никого, кто мог бы взять на себя это дело. Спустя некоторое время он рассказывал: «В момент, когда я решил идти вперед, я был убежден, что песенка моя спета, но у меня не было выбора».