Битва за прошлое. Как политика меняет историю

Даже в тех странах постсоветского пространства, где учебники описывают войну как борьбу за правое дело, например в Армении или на Украине, есть точка зрения, что сотрудничество некоторых национальных лидеров с нацистами может быть оправдано[153]. Россия, напротив, меньше других готова рассматривать Вторую мировую войну даже частично как гражданский конфликт, и официальный нарратив не предлагает варианта интеграции русских коллаборационистов в общую историю. Такие попытки имели место, но им очень далеко до включения в учебники истории или использования в речах политиков[154]. Разница в исторической «оптике» сводит на нет вероятность соединения несовместимых версий Второй мировой войны. Схожую мысль высказывали исследователи учебников Кит Кроуфорд и Стюарт Фостер: «Поскольку типичные учебники истории представляют националистический взгляд на Вторую мировую войну в несистематизированной манере, мир до сих пор не имеет истории Второй мировой войны»[155]. Это также означает, что благонамеренные проекты по созданию «совместных учебников истории» не смогут в обозримом будущем увенчаться успехом. Практически невозможно примирить два национальных нарратива, каждый из которых сконструирован так, чтобы объединить одну нацию[156].

Таким образом, отношение к прошлому вытекает из текущих задач политики каждого европейского государства. Современная наука считает нормой различие исторических нарративов разных субъектов истории, однако вопрос об их сосуществовании оставляет политикам. Вопрос в том, какое прошлое необходимо сегодня европейскому обществу.

Российская борьба за европейскую идентичность

В первые постсоветские годы российские политические лидеры исходили из того, что теперь они участвуют в строительстве нового общеевропейского дома. Вступление России в Совет Европы в 1996 году было шагом в этом направлении. Российские лидеры не раз в 1990-е и в начале 2000-х поднимали вопросы о присоединении страны к различным интеграционным проектам в Европе, отмене виз и даже вступлении в НАТО. Однако первыми в европейские организации вступили страны Центральной и Восточной Европы, для которых собственная европейская идентичность во многом определялась через отторжение восточного соседа.

Известно, что одним из наиболее распространенных способов формирования идентичности является определение «конституирующего Другого» — страны и народа, сравнение с которым и отталкивание от которого помогает определить себя. Россия, долгое время являвшаяся гегемоном на этом пространстве, естественным образом играла такую роль для большинства стран региона. На протяжении нескольких столетий Россия была идеальным «Другим» для соседей: большая, непредсказуемая, имеющая сложную историю отношений с народами, когда-то входившими в империю или граничившими с ней. Национальная идентичность молодежи в этих странах частично определяется сегодня в терминах отчуждения и исторической вражды. Важнейшим аргументом в переопределении России как внешнего по отношению к Европе «Другого» стало переосмысление Второй мировой войны и ее итогов.

Интересно отметить, что продвигаемый восточноевропейскими соседями тезис о близости «двух тоталитарных режимов» не выводит Россию из круга европейских держав. Если Германия — это Европа, то почему Европой не считать Россию? Однако в сочетании с переопределением странами Центральной Европы собственной идентичности путем отталкивания от России этот тезис проводит границу между Россией и европейскими государствами.

Россия позднее соседей вступила на поле «исторической политики», но за несколько лет проделала большой путь. Центром внимания российских властей является история Великой Отечественной войны, к потенциально «опасным» исследованиям которой применялись эпитеты «фальсификация истории в ущерб интересам России», «отрицание победы СССР во Второй мировой войне», а с 2014 года и формулировка из Уголовного кодекса «реабилитация нацизма». Ученые воспринимают попытки чиновников навязать «правильные» трактовки Второй мировой войны как вмешательство в их профессиональную сферу, но политики преследуют скорее внешнеполитические цели, борясь с «пересмотром истории» и защищая свое место в Европе.

Утратив контроль над Центральной Европой, Москва оказалась под угрозой выпадения из европейского пространства. Теперь на западных границах России вырастает единая Европа, в которой ей места нет. Граница проводится по рубежу России и ее соседей. Символические жесты в виде поворота к Китаю не решают проблемы вытеснения России из Европы и сопутствующего кризиса ее европейской идентичности.

Западная Европа перед вызовом переосмысления истории