Битва за прошлое. Как политика меняет историю

Неверно считать, будто изменения в прочтении истории Второй мировой войны тревожат исключительно россиян. Новый взгляд подрывает также представление о борьбе мирового сообщества с абсолютным злом. На этом представлении строился послевоенный консенсус. Так, Израиль озабочен возможностью релятивизации холокоста, превращением его из уникального злодеяния в лишь одно из преступлений XX века. Переосмысление войны ставит западные общества перед опасной дилеммой: с одной стороны, Великобритания и Франция, не говоря о Соединенных Штатах, хотели бы сохранить образ победителей «абсолютного зла», с другой — переоценка роли Советского Союза делает само зло не таким «абсолютным», а альянс с СССР — менее оправданным. Более того, перенос акцента ведет к утрате морального содержания войны. Если в ее основе лежало столкновение двух диктатур, то роль демократий сводится к выбору более опасной для них стороны в качестве противника, а вовсе не к стремлению покончить со злом.

Кроме того, эта трактовка означает перекладывание ответственности за войну на «два тоталитарных режима», в то время как на Западе, казалось, уже формировался консенсус по поводу общей ответственности европейских политиков, допустивших развязывание Второй мировой войны. Мюнхенская сделка остается темным пятном на репутации западноевропейской дипломатии, но предложение забыть о ней, сосредоточившись на пакте Молотова — Риббентропа, не устраивает многих европейцев, щепетильно относящихся к памяти о собственной исторической вине. Тем не менее главные роли в определении позиции Европы по этому вопросу играют страны бывшего социалистического лагеря, что не может не сказаться на международной атмосфере.

Тени Второй мировой войны тревожат не только бывший соцлагерь. Приведу лишь один пример. В новой Европе выросла экономическая и политическая роль Германии, что дало противникам евроинтеграции повод использовать историю Второй мировой войны как символический аргумент, ставя знак равенства между агрессией Третьего рейха и современным расширением Евросоюза, как это было, в частности, в ходе недавних греческих протестов против требований ЕС.

Ответы России

Возникло несколько вариантов ответа российского общества на историческую политику центральноевропейских государств. Первый представлен, хотя и не всегда последовательно, официальной позицией МИДа, настаивающего на разделении вопроса о характере сталинского СССР (включая его ответственность за международные преступления, такие как Катынь), и проблемы ответственности за начало Второй мировой войны, а также роли Красной армии в освобождении Европы от нацизма. Эта позиция, однако, упрощает проблему, сводя ее к «искажению истории».

Вильнюсская декларация ПА ОБСЕ (2009 г.) была воспринята в России как попытка не только приравнять Гитлера к Сталину, но и поставить на одну доску освобождение Европы Советской армией и нацистскую оккупацию. Обе палаты российского парламента выступили с совместным заявлением, в котором вильнюсский документ был назван оскорблением памяти миллионов воинов, павших за освобождение Европы, а также напоминалось, что кроме 23 августа 1939 года (дня подписания советско-германского пакта) были еще мюнхенские соглашения 1938 года об «умиротворении Германии», по которым западные державы фактически подарили Гитлеру Чехословакию. В заявлении также говорилось о попытке подменить итоги Второй мировой войны результатами холодной войны и пересмотреть решения Международного военного трибунала в Нюрнберге.

Общество «Мемориал» в свою очередь выступило с критикой парламентского документа, считая, что депутаты неверно прочли декларацию. В ней, по мнению этой организации, не было ничего оскорбительного для памяти павших, поскольку они не были частью или собственностью сталинского режима. Именно «Мемориал» еще в марте 2008 года обратился к странам постсоветской Евразии по поводу соперничающих «национальных образов прошлого» и «войн памяти». «Мемориал» предложил организовать Международный исторический форум для обмена мнениями о трактовках истории XX века в Восточной и Центральной Европе[157]. В условиях углубления политического раскола эта инициатива не имела продолжения.