Бюро добрых дел

А дружка, наоборот, тут же и унесло! Мать страдала, плакала, рыдала, опять же на плече у Симы. И на кой было это все знать маленькой девочке? Ну и рассказывала бы подружке! Нет, в наперсницы она выбрала себе дочь.

– Ты пойми, ближе тебя у меня никого нет, – говорила она Симе.

И все же Сима была уверена, что все это только разговоры и никакого ребеночка мать, конечно же, рожать не будет. Ну не совсем же она дура?! Мать так не думала. Ну раз Бог послал. Так она объяснила, поплакав неделю и вытерев слезы.

А через какое-то время мать сообщила радостную весть. Жди братика. На фига нам девчонка? Не жизнь, а морока. А парень – он опора, хозяин жизни, и нам с тобой будет на кого опереться.

– Так есть же уже один!

– Двое надежней.

Тогда Сима ушла из дома. Пожила пару дней у подружки, но потом, куда деваться, все равно вернулась домой.

Отец с молодой русалкой завербовался на Севера`, сначала писал и посылал деньги, а после рождения Егорки поставил на их семье крест. Так и написал матери. Мол, не могу простить.

У Симы в голове каждый раз все переворачивалось от этой их истории любви, никак не могла она установить причинно-следственную связь и понять мысли на эту тему каждого из родителей. Кто в итоге тут кому изменил? Запутавшись окончательно, поняла: человек всегда найдет для себя оправдание.

А еще поняла: от любви одни страдания. Но кого-то же любить надо? В той, детской жизни, она выбрала братьев. Потом было много и разного, но любовь к Витьке и Егору была данностью. А еще Сима знала, что сама их любила немного по привычке, а они оба ее боготворили. Ни дня в этом не сомневалась.

Так и шла по жизни. Отдавая долги за эту их преданность и любовь. И пусть будут жены. Куда от них деваться? Но они-то втроем между собой точно знали, кто и кого любит. Ревновали друг к другу, обижались, но это были их сугубо внутренние дела. Никто не мог зайти за ту дверь.

Глава 3

Мать прожила длинную и несуразную жизнь. Под конец напрочь ослепла, тем не менее от сиделки отказывалась категорически. Почему-то под старость появился у нее бзик, что ее хотят отравить.

Единственная, на кого согласилась, – на толстушку Диану, которая приходила делать уколы. Ее почему-то мать приняла и не боялась. Сима надеялась, что сыграла ее личная рекомендация, хотя вряд ли.

– Мам, укольчики делает – не почувствуешь.

– А мне зачем, чтобы не почувствовать? От уколов польза должна быть. Руку дай, – без перерыва обратилась она к Диане.

– Мягкая. Добрая, наверное. Безотказная. Безотказная ты, что ли? – Обращаясь к кому-то, мать всегда повышала голос. Что характерно, когда она обращалась к дочери, наоборот, начинала бубнить под нос. Сима раздражалась, но уговаривала себя, неизвестно, какая сама к таким годам будет.

Готовила мать только сама, на ощупь. Долго трогала и обнюхивала продукты, которые приносила Серафима. Дочь навещала мать практически каждый день. Это было непросто: семья, работа, сама должна быть в тонусе. Сима, несмотря на дикую усталость и постоянную нехватку времени, старалась не пропускать ежедневный бассейн. И ладно, что вставала в пять утра, мать для нее служила вечным страхом потерять здоровье и стать беспомощной и ненужной.

Визиты Серафимы мать воспринимала как должное. Еще бы не пришла? Вопросы про Симино здоровье не задавались никогда, первым в списке, кто интересовал мать, всегда шел Егор:

– Егорка-то как? Эта стерва Танька его не обижает?

Они всегда с матерью думали в унисон. Стерва – она и есть стерва. Правда, братец сам виноват. Сначала выбрал не пойми кого, нет чтобы посоветоваться, потом тут же впал в зависимость от жены. Та только глазом поведет, а Егор уже несется выполнять ее прихоти. То поездка на Мальдивы, то дачный участок.

– Егор, какая дача? Сдурел? Зачем вам этот участок?

– Строиться будем, – гордо отвечал брат.

– На какие шиши?

– А Танька сказала – у тебя попросить.

– Понятно. Значит, так она решила. То есть это ты так сейчас у меня денег просишь? На стройку. А отдавать-то с чего будешь или опять на подарок твоя Танька рассчитывает?

Тогда Серафима отказала наотрез. Чем закончилось дело? Брат взял кредит, естественно, выплачивать было не с чего, дачу построить эти горе-новорусские тоже не смогли. Одного желания здесь мало, нужно было прикладывать руки и голову. Не было ни того, ни другого, ни третьего. В смысле, денег.

Участок потом продавала Сима, долги за брата платила тоже она.

Да, несуразный, да, слабый. Жалко его, что и говорить. Но вот почему матери Егора жалко, а ее, Симу, не жалко? Почему мать никогда не спросит, а как она, Сима? Как она себя чувствует, что происходит в ее жизни? Ну ладно про нее не спрашивает, а про детей? Почему про них никогда ни слова? На первом месте всегда стоял Егор, главное, чтоб его не обижали. Потом шел Витька.

– Это надо, трое пацанов. О чем только думала эта профурсетка?!

– Мам, можно подумать, она их где-то на стороне нагуляла. Это ж их общие с Витькой дети.

– Не знаю. – Тут мать поджимала губки и отворачивалась к окну. Она видела дневной свет. Но смотрела в окно только тогда, когда с чем-то была не согласна.