Бюст на родине героя

Я вошел в довольно просторную дворницкую. Над сундуком около двери висели две телогрейки, негнущийся брезентовый плащ и черное мужское пальто. Справа от входа — газовая плита с зажженными конфорками и деревянный шкафчик с посудой. Маленькое, забранное решеткой оконце под потолком выходило в приямок на добрый метр ниже уровня земли, так что почти не пропускало света, и комната была тускло освещена лампочкой под свисающим с низких бетонных сводов оранжевым абажуром. Посреди комнаты стоял застланный клеенкой большой обеденный стол, у стены под вытертым ковриком — узкий диванчик. Возле другой стены свисающая с потолка ситцевая занавеска выгораживала еще одно спальное место — видна была высокая панцирная кровать с никелированными шариками на спинках, пестрое лоскутное одеяло, пирамида подушек в цветастых наволочках. В общем, в смысле планировки жилого пространства это была типичная нью-йоркская студия.

— Ну вот, здесь твой Степочка и живет, — сказала женщина, показывая жилистой рукой на занавеску. — Сейчас чайник поставлю, чайку попьем.

— А где же он? — спросил я. — Скоро вернется?

— Не знаю, сынок, не знаю. Доктор говорит, пролежит еще недельки две, пока поправится. В больничке он. Совсем слабый был, когда его свезла. Все, говорит, теперь уж не выкарабкаться, ты, говорит, все мои пожитки, баба Нина, это я, значит, себе оставь. А какие у него, сынок, пожитки, сам знаешь.

— Что с ним?

— А Бог его знает. Сама-то, Бог миловал, с измальства ничем не болела, тьфу-тьфу. А Степочка молодой, как ты, да весь хворый. Доктор говорит, печенка, пил, значит, много. Так все ж мужики пьют. И ничего им. А он, сердешный, и пить-то толком не может. Утром полстаканчика красненького — и готов. Его мужики что ни день через окошко кличут: Борька, Борька… Они его Борькой зовут. Вот намедни трое заходили, спрашивали Степочку — серьезные мужчины, строгие, я их прежде не видала. Где, бабка, твой постоялец, спрашивают. А какой он мне постоялец, он мне вроде бы теперь заместо сына. Ну, я сказала им, мужчинам, значит, что Степочка в больничке лежит, так обещали навестить. Вот как. Вон и ты его не забыл. Все любят его, сердешного. Бутылку без него не разопьют. А он выйдет с ними, с мужиками, к ларьку, глотнет чего там, его и выташнивает. Хворый он…

От чая я отказался и, выспросив, в какой больнице лежит Степан, распрощался с бабой Ниной.

Когда я вернулся в гостиницу, мое ближайшее окружение пребывало в панике: Людочка, нечесаная и не-накрашенная, сидела на диване и грызла ногти, Олег нервно расхаживал из угла в угол. До Рината Гамизовича он дозвонился около восьми утра и получил заверение, что милиции немедленно будут накручены хвосты за хамское обращение с его гостем и через пятнадцать минут меня с извинениями выпустят на свободу, или он, Валиев, не генеральный директор нефтехима и не хозяин в городе. Он оказался хозяином — и в городе, и своему слову. Олег убедился в этом, дозвонившись в полдевятого до милиции. Он и Люда представить не могли, куда я подевался, и потому жутко нервничали.

Москва, оказывается, тоже уже охвачена паникой. Едва меня увели, перезвонил, как обещал, пунктуальный Артем. С перепугу Людочка в самых драматических выражениях обрисовала ему картину моего ареста. Я представил себе, как они перезванивались всю ночь — Артюша, Левушка и Стас, и мне стало не по себе. Но это еще не все. Незадолго до моего возвращения снова звонили из Москвы. Узнав о моем исчезновении, Артем сказал Олегу, что они с Левушкой немедленно выезжают в Энск — вот только зальют полный бак и канистры. Этого еще не хватало!

Я быстро сделал расчет времени. На бензоколонке у дома Левушки очередь не меньше чем на час, отпускают там, как везде, по сорок литров в одни руки, значит, прочухается он не меньше двух часов. В общем, слава Богу, еще не выехали. Я бросился к телефону и принялся накручивать номер Артема.

Мне повезло: с третьего раза удалось соединиться, и Артюша снял трубку. Знаю, что у Левки иголки в заднице, сказал я, ему не терпится выехать на трассу, воткнуть сто тридцать и улететь в кювет, однако должен его огорчить: ралли Москва — Энск до моего особого распоряжения отменяется из-за отсутствия призового фонда. Где я? У себя в номере. Ничего не случилось, чистейшей воды недоразумение. Переночевал в обезьяннике. Нет, в гостинице лучше. Девушку не трогай, это святое. Сам кобель, посмотри на себя в зеркало. Ладно, если понадобитесь, вызову. Обнимаю.

Наскоро подкрасившись, Людочка убежала в свой номер переодеваться. Мы с Олегом остались вдвоем.

— Ну что, Шерлок Холмс, вышел на след? — спросил Олег.

Я кивнул.

— Будь осторожен. Ты видишь, как Аркашке это не нравится.

— Думаешь, это он?

— А кто еще? Он не врет, что у него здесь все схвачено. Они с Натаном в свое время столько ментам отстегивали, что у тех из ушей лезло. Ему стоит только сказать — любого упрячут.

— Неужели и после вмешательства самого Валиева рискнут? — спросил я.

— Сразу, может, и не рискнут, но потом что-нибудь да выкинут. В общем, будь осторожен. Зря не рискуй.