Заезжал Шурка, привез мне одежду — порванный и измызганный выходной костюмчик и впрямь пришлось выкинуть. Барби приняла его по-светски чопорно: кофе подала не в кружках, как обычно, когда мы были вдвоем, а в красивом сервизе, лед к виски — в серебряном ведерке, беседовала с Шуркой о погоде — ах, какое нынче выдалось индейское лето, — то и дело вставляя обращение «сэр». Я же чувствовал себя смущенно, памятуя об отношении Шурки к Барби и вообще к нашему роману и опасаясь, как бы «сэр» с его длинным грязным языком чего не отмочил. Но Шурка вел себя безукоризненно — держался так, словно пришел навестить немолодую супружескую пару, от рискованных шуточек и намеков воздерживался, а напротив, поддерживал светскую беседу с Барби и хвалил сваренный ею кофе. Я был ему несказанно благодарен за это.
Да, конечно же звонил Натан. Сначала он долго беседовал с Барби, она смущенно хихикала, поглядывала на меня, сразу же опуская глаза, и несколько раз, фыркая, обзывала его старым козлом. Представляю себе, какие сальности он ей говорил.
Со мною же Натан был краток и предельно любезен: ни о чем, сынок, не беспокойся, накладочка вышла, но ребята уже во всем и со всеми разобрались, да ты сам знаешь, как они такие дела улаживают, жаль, конечно, что эти мамзеры тебе с девочкой немножко подпортили настроение, но, как я, старик, понимаю, вы после маленького приключеньица легко, хе-хе-хе, оправились, оно и понятно, дело молодое, а попрощаться непременно попрощаемся, хотя жаль, что ты уже так скоро уезжаешь, буду по тебе скучать, ладно, иди, иди к своей девочке, она, наверное, тебя заждалась.
Как в воду глядел старый греховодник: примостившаяся рядом со мной Барби уже расстегнула на мне все, что можно было расстегнуть, и добралась своими длинными пальчиками до всего, до чего хотела добраться. Весьма своевременно прервал разговор мой новый друг и благодетель.
Но вот и закончился наш трехдневный медовый месяц. Пришло время собираться в дорогу, а назавтра и улетать.
С утра за мной заехал Шурка, и мы направились в офис Аэрофлота — я до последнего дня оттянул какую-то связанную с моим билетом формальность. Был самый что ни на есть час пик, самое время приезжему познать все прелести манхэттенского траффика. Я где-то слышал, что математики рассчитывают уличное движение по уравнениям гидравлики — автомобильные потоки якобы движутся по тем же законам, что вода в трубах. Не берусь судить о том, в чем ни черта не смыслю, но в этот час движение никак не походило на течение струй, скорее по широким трубам авеню и узким трубочкам стрит продавливалась вязкая желеобразная масса.
Мы поднялись в этом киселе по Пятой авеню до пятидесятых улиц, вдавились в одну из них и притормозили у дома, где помещался наш родимый Аэрофлот. О месте для парковки в этот час и в этом месте мог мечтать лишь умалишенный, так что Шуркин «олдс» стоял у тротуара во втором ряду, мне велено было занять водительское место и изображать секундную остановку, а сам Шурка, зажав в руке мой билет, помчался в офис.
Я включил радио и принялся искать музыку под свое несколько меланхоличное настроение. Кто-то требовательно постучал по полуопущенному стеклу. Я обернулся и увидел темнокожую женщину средних лет, очень похожую на голливудскую звезду с еврейской фамилией, ну знаете, она всегда играет характерные роли. Только у звезды во всех ее фильмах лицо озорное и оттого обаятельное, а эта, одетая в форму дорожной полиции, смотрела на меня сердито и казалась донельзя безобразной. Я вообще успел заметить, что на улицах Нью-Йорка полным-полно дамочек-гаишниц и все они, мягко говоря, далеки от эталона женской красоты. Может, это делается нарочно, чтобы давить на психику водителей-мужчин.
— Здесь стоять нельзя, проезжайте, — каркнула полицейская.
Я, признаться, всегда тушуюсь перед властями, а поскольку из всех представителей власти чаще всего приходится иметь дело с инспекторами ГАИ, то перед ними — особенно. Никак не могу заставить себя обращаться с ними запанибрата: привет, командир, какие проблемы? скорость превысил? говна пирога! на, держи трояк и разъехались… Не умею я так и всякий раз, когда меня останавливают властным взмахом жезла, чувствуя себя в чем-то виноватым, сбиваюсь на отвратительно угодливый тон: слушаю вас, капитан, со мною что-то не так? а, просто проверка документов… пожалуйста, пожалуйста, вот права, вот техпаспорт… Тьфу, самому противно.
Чувствуя, что расплываюсь в просительной улыбке, и испытывая от этого отвращение к себе, я стал подробно объяснять черной гаишнице свой статус гостя в Нью-Йорке и необходимость короткой стоянки. Когда бы американец в Москве рассказал подобное нашему инспектору, тот, скорее всего, стрельнул бы сигарету и позволил стоять хоть до второго пришествия. Увы, я был не в Москве. Дамочка выпалила гневную тираду, из которой я уловил, что должен немедленно тронуться с места, иначе… Дальше я не все понял, но выхватил словечко «тикет».