Блад: глубина неба

Ветер наверху злой и жёсткий. Бросает в лицо пригоршни колючего снега, высушивает глаза, и они начинают слезиться. Пальцы немеют, с первого раза с карабинами не справляются. Ноги ватные, колени дрожат, по спине течёт холодный пот, в ушах грохочут барабаны. На верхней площадке я не могу встать в полный рост, даже если не подхожу к краю. Радуюсь, что пошёл тренироваться один, после всех, и сейчас никто этого не видит. Перед глазами пульсируют фиолетовые пятна. Чувствую, как рот наполняется кисло-горькой слюной, догадываюсь, чем это закончится. Если не доползу до края, метну харчи прямо на себя. Вот бы Мэннинг потешился!

Кое-как успеваю. Меня выворачивает. Нельзя есть перед этой экзекуцией, нельзя! Подо мной — чёрт знает сколько футов до земли. Не так высоко, как на дирижабле, но всё же… Я надёжно пристёгнут к тросу и страховочным ремням, и даже если сорвусь и не справлюсь с рычагом, то до земли не долечу — выручит блокировочный механизм: замедлит падение, а потом и вовсе остановит движение блока. Цепляюсь за эту мысль так же отчаянно, как пальцами за дощатый край площадки. Лежу, глядя вниз, очень долго. Привыкаю к высоте. Не привыкается. Но желудок уже пуст, и больше наподличать ему нечем.

***

В первый день я так и не смог заставить себя спрыгнуть. Полежал на брюхе, потом перевернулся на спину и долго вглядывался в глубину неба. Она ещё страшнее. Она — бездонна. И если уж прыгать, то лучше вниз…

Перевожу взгляд на священника. Он так и сидит подле меня. Терпеливый. Усмехаюсь своим мыслям, и он тут же навостряет уши, смотрит на меня выжидательно, ждёт историю. Нашёл себе сказочника!

— Знаешь, — спрашиваю, — каким был самый большой страх в моей жизни?

Старик мотает головой, но глядит с интересом и одновременно — с опаской: я выложил ему про Коронеля, — чёрт знает, какие ещё карты остались в моих рукавах.

— Высота.

Дед удивлён: седые брови ползут вверх, на лице — напряжённая работа мысли. Пытается осознать. Что-то сопоставить. Может быть, найти какой-то подвох.

— Но ты же… как же… воздушная пехота… — беспомощно мямлит он.

Мне становится смешно, но не хочется обидеть священника. Откидываю голову назад, упираясь затылком в стену, прикрываю глаза, сохраняю серьёзность.

— Как же ты с ним справился? Со страхом высоты?

Бросаю косой взгляд на старика, неопределённо пожимаю плечами. Но ему этого мало: он сидит и в упор сверлит меня взглядом — ждёт ответа.

— Не справился, — сдаюсь наконец.

Изумления на лице деда прибавляется:

— Как же? Как же так?! Ты же летаешь!

— Я не пилот.