— Только не сталкивай меня с лестницы! Ты все правильно говорила. Все! Могла бы сказать больше, злее, и все равно осталась бы права. Я жалею ее потому, что она это знает и вынуждена с этим жить.
— Побереги свою жалость.
— Пойми, она была достойна жетона детектива, она бы далеко пошла. А она засунула все коту под хвост ради нескольких тысяч долларов.
— Увеличь сумму минимум вдвое. Она продолжает врать, чтобы оправдаться.
На улице Ева засунула руки поглубже в карманы, чтобы не засветить кому-нибудь промеж глаз. Ее напарница побоев не заслужила.
— Дело не в деньгах. Деньги никогда не стоят на первом месте. Дело в уверенности, что так и надо. На трупе находят деньги — как быть? Или коммуникатор, притом что пульс владельца уже не прощупывается. Зачем он ему? Забираем! Была мощная облава на нелегалов, я тоже в ней участвовала. Под шумок возникал соблазн кое-что урвать и потом загнать. А что, ты надрываешься, рискуешь своей задницей — разве ты не заслужила вознаграждение? Но стоит хоть разок дать слабину, прикарманить что-то с места преступления, залезть убитому в карман — и с тобой покончено. Оттого, что рядом с тобой такие же грязные копы, как ты, ты не станешь чище.
— Ей уже не осуществить свою мечту. Она обменяла ее на деньги. Неважно, сколько их — десятка или десять тысяч. — Пибоди огорченно втянула голову в плечи. — И она это понимает.
Теперь бездомный с губной гармошкой наигрывал бодрую мелодию. Еву удивило, как можно пребывать в приподнятом настроении в такую мерзкую погоду. Она шагнула к бедолаге, запустила руку в карман, где у нее хранилась мелочь на чаевые, не нашарила ничего, кроме 50-долларовоцй купюры, и присела рядом с ним, чтобы он увидел ее жетон, ее глаза.
— Купи себе поесть. Если потащишься в винный за углом, я тебе задницу надеру, понял? Нет! — Она остановила Пибоди, тоже полезшую в карман. — Хватит с него. Лучше отдай мне долг. Не забыла? Ты понял? — повторила она, снова обращаясь к бездомному.
— Спасибо за щедрость. — Он спрятал деньги под одежду.
— Купи еды! — приказала она.
Злясь на себя — с тем же успехом можно было просто сжечь 50 долларов, — она поспешила на стоянку-обдираловку.
— Теперь до получки я на мели, — пробормотала она и расплатилась за стоянку карточкой, чтобы приложить чек к отчету о расходах.
— Пора на обед. Только чтоб недорого.
Остановившись под одним из светофоров, Ева усмехнулась и ткнулась головой в руль.
— А ты была права насчет Тортелли. Коп в четвертом поколении шпионит за женщиной, сожительствующей с мужем сестры! Не иначе, вся эта семейка тонет в грязи. Она думает, что сама бросила тень на семейную традицию. Кому об этом знать, как не ей!
— Ты тоже правильно сказала, что ее жетон стоил дороже.
Сигнал светофора поменялся, и Ева поехала дальше.
— Не помню, чтобы мне когда-нибудь хотелось стать еще кем-нибудь — только копом. Когда я очнулась в больнице в Далласе, все было в тумане, я ничего не могла вспомнить. Можно и иначе сказать: все так остро вспоминалось, что больше всего хотелось забыться. Вокруг были копы. Я их боялась: он внушил мне, что они запрут меня в темной дыре с пауками. Но они были внимательны ко мне, как никто. Врачи и сестры тоже обо мне заботились, но я почему-то не считала, что они в силах все исправить, — в отличие от копов. Один из них принес мне плюшевого мишку. Я и забыла! Как я могла такое забыть?
Она покачала головой, выполняя поворот.
— Не помню, чтобы мне хотелось стать кем-нибудь еще — только копом, — повторила она. — Вот и Тортелли, думаю, мечтала стать копом. С той разницей, наверное, что она воображала это своим правом, считала, что вправе носить жетон. Поэтому не ценила его, пока не потеряла.
Не побоявшись нового поиска уличной стоянки и новой невероятно дорогой парковки, они поехали к Хильде Фармер, раньше служившей в 12-м участке. Она обитала на первом этаже дома в нескольких кварталах от офиса поручителя, где работала.
Ева нажала на кнопку звонка и увидела мигание камеры — недешевого прибора охраны. За дверью ойкнули, и Ева, откинув полу пальто, на всякий случай положила руку на рукоятку револьвера.
Сначала долго щелкали замки, потом дверь отворилась.
— Даллас! — воскликнула высокая стройная брюнетка. — Наконец-то! Привет, Пибоди, как поживаете? Заходите!
— Хильда Фармер? — Ева оглядела чистенькую комнатушку, превращенную в офис. Здесь не было громоздкого оборудования, только два компьютера и три экрана на стене. На одном экране красовалась фотография и данные некого Карлоса Монтойи, сурового мужчины с густыми усами и сердитым взглядом.
— Пытаюсь его сцапать, — начала объяснять Фармер, указав на экран. — На нем сломанный позвоночник. Нападение с намерением убить. Избил бейсбольной битой одного беднягу, который не смог полностью вернуть долг. По мне, такого нельзя было отпускать под залог, с другой стороны, я на таких кормлюсь. Садитесь, я сварю кофе. У меня есть ваш любимый сорт для особых случаев.
— Это лишнее.