Благодать (ЛП)

Единственными людьми, которые могли претендовать на похожее место в его сердце, были Чарльз и Магда. Так что он представлял их лица, переходя от ощущения радости к боли, и обратно. Это были более привычные эмоции, более привычный для его сердца путь, лабиринт, который вел его все глубже и глубже внутрь себя, уводил дальше от воспоминаний, которые обезличивали его.

***

Чарльз был совсем не такой, как Магда.

Это была одна из многих причин, почему было так просто любить его. Эрик понял, что не смог бы не влюбиться в Чарльза — независимо от того, когда и как они бы встретились.

Но различия также были и благом. Тот факт, что Чарльз мужчина, пожалуй, был самым очевидным из них. Но тем не менее — самым незначительным.

В первую очередь, его привлекало терпение Чарльза — то, как спокойно он переносил все крики Эрика, как никогда не отвечал со злостью, всегда говорил то, что хотел сказать и ничего более. Мало кто обладает такой силой духа. Чарльз просто покорил его этим с самого первого дня.

Магда отвечала ему криком на крик, яростью на ярость. Они швыряли вещи по их маленькому дому, преследуя друг друга с криками и ругательствами. Став родителями они начали контролировать себя немного лучше, и тишина, глубокая и темная, заменяла собой прежние проклятия. Тем не менее, Эрику нравилось, что Магда была тем человеком, который мог потягаться с его собственным горячим характером, нравилось, что она всегда принимала вызов. И они каждый раз мирились после этого с равной страстью.

Следующим, что он заметил, была красота Чарльза. Возможно, это было странное слово, применяемое к мужчине, тем более к такому, который ходил в самом простом черном церковном одеянии, но это, несомненно, было правдой. Эрик не мог перестать думать о яркой, безмятежной синеве глаз Чарльза, о тесноте и темноте его рта, его длинных пальцах, бледной веснушчатой коже, краснеющей от каждой эмоции…Было в нем что-то аскетическое, но от этого не менее романтичное…

Эрик вспомнил себя, уверенного в том, что никогда не сможет даже прикоснуться к нему, что его фантазии навсегда останутся единственным, что у него будет с Чарльзом.

Магда была смуглой и фигуристой, становясь все более пышной по мере того, как ее голодное детство отступало в прошлое. Каждая линия ее тела была скорее грубой, чем изящной. Ее волосы были жесткими и кудрявыми, так что Эрик мог зарыться в них лицом. Они впервые переспали спустя неделю после знакомства — в то время, сразу после войны, каждый выживший старался ловить момент, жить на полную, если они вообще продолжали ценить жизнь. Эрик и Магда овладели друг другом на берегу реки, полураздетые, запыхавшиеся, ругаясь и улыбаясь все время.

Он узнавал Чарльза очень медленно. Ему понадобилось немало времени, чтобы поверить ему, и еще больше, чтобы понять, какой Чарльз на самом деле искренний и необыкновенный человек. Эрик привык не доверять оптимизму в целом, и оптимистам в частности, но вера Чарльза в лучший мир была такой неподдельно искренней и от этого не менее наивной, что Эрик даже не думал, что такое возможно. Его любовь к людям произрастала из текущего момента, из возможностей, а не из иллюзий. Его надежда была такой же заразительной, как и его улыбка.

Магда была даже более угрюмой, чем сам Эрик. Но в то время он не думал об этом. Они оба пережили концентрационные лагеря. Они оба пытались выжить в суровой стране, среди людей, которые, казалось, были убеждены, что конец одной войны не является основанием не начать следующую. Ее настроение, как и его собственное, больше походило на реализм, чем на мрачность.

Поздними ночами они лежали без сна, глядя в потолок. Он никогда не спрашивал. Но позднее Эрик задавался вопросом, не видела ли Магда свое приближающееся будущее, смерть и разрушение, которые приближались к ней со всей неудержимостью грузового поезда.

Учитывая то, через что они уже прошли, чего могли ожидать от жизни, Эрик мог поверить, что она никогда не пыталась избежать своей участи. Что она встретилась с ней лицом к лицу, не мигая, не удивляясь, что конец ее жизни будет таким же трагичным, как и начало.

Он никогда не сможет забыть остекленевший, безжизненный взгляд ее глаз.

***

К обеду Эрик полностью пришел в себя. Стены были восстановлены, разломы заделаны. Встреча прошла отлично — офису социальной помощи иммигрантам было гарантировано финансирование еще на два года.

Естественно Чарльз предлагал ему покрыть любую недостачу из, видимо, безграничных фондов семьи Ксавьер. Эрик отказался рассматривать это иначе, чем крайнюю меру. Он не откажется от периодической помощи, но его организация должна быть нечто большим, нежели благотворительным проектом одного человека, пусть даже такого преданного, как Чарльз.