Благодать (ЛП)

Римско-католическая церковь отказалась от сотрудничества на следующий год после того, как Чарльз отрекся от сана священника. В первую очередь из-за того, что Чарльз возглавлял это сотрудничество. Однако Эрик подозревал, что также из-за того, что Чарльз продолжал работать волонтером. Бывшие прихожане, таким образом, могли общаться с ним. А это было то, чего церковь очень хотела избежать.

Тем не менее, некоторые из прихожан до сих пор приходили, включая даже горстку священников и монахинь. Постепенно Эрик осознал, что Чарльз по-своему продолжает служение — для маленькой, неформальной, самостоятельно подобранной паствы. Он не вмешивался, а Чарльз в свою очередь не навязывал ему это знание.

Новое финансирование, однако, было хорошей новостью для них обоих. Эрик пришел домой в приподнятом настроении, но вместо того, чтобы встретить там Чарльза, радостно ожидающего его с обещанным горячим ужином, он вернулся в подозрительно тихий дом.

— Чарльз?

Он прошел весь первый этаж, но там было пусто. Машина Чарльза стояла на въезде. Эрик начал представлять его, упавшего в обморок в ванной, или лежащего больным в постели. Он поднялся на второй этаж, перепрыгивая через две ступени за раз.

— Чарльз?

— Я здесь, — услышал он ответ, показавшийся слишком слабым.

Эрик ворвался в комнату, ожидая увидеть Чарльза серьезно заболевшим. Но вид, который открылся ему, был намного более шокирующим: Чарльз со стаканом виски в руке, пьющий в одиночестве.

— Я не хотел напугать тебя, — сказал Чарльз даже не оборачиваясь. И как он всегда знал? — Пожалуйста, прости меня. Я был расстроен и потерял счет времени.

— Что случилось?

— Джон Гр… прости. Мужчина, которого я консультировал, тот, о котором я говорил тебе. Его машина врезалась в дерево. Он мертв.

Эрик подошел и сел рядом с Чарльзом на широкий кожаный диван, потрескавшийся от времени. Провел рукой по мягким волосам Чарльза.

— Это было самоубийство?

— Трудно сказать. По словам полиции, он был настолько пьян, что вряд ли мог иметь какие-то конкретные планы. Но, тем не менее, он так напился к полудню и сел за руль. Может, это было не осознанное самоубийство, а… капитуляция судьбе. Я знаю, что Бог обеспечит утешение, что Джон будет прощен, но… такая безответственность. Он был так наполнен ненавистью к себе, что совсем не думал о других. К счастью, в аварии больше никто не пострадал. Если бы он навредил еще кому-то, я бы никогда себе этого не простил.

Гнев, который поднялся внутри Эрика, был настолько острым, насколько и пугающим. Он никогда не говорил с этим анонимным мертвым человеком, даже никогда не видел его, разве что как одно из многих лиц в консультационном центре, в котором работал Чарльз. Все, что он знал об этом человеке, это то, что он позволил своему отчаянию забрать себя у своего ребенка. Этого было более чем достаточно, чтобы чувствовать презрение.

— Это не твоя вина, — пробормотал Эрик.

— Я был его консультантом. Я знал ту бездонную боль, от которой он страдал — чувствовал ее как свою собственную — и я не предвидел этого. Мы даже говорили о том, что он пройдет курс в реабилитационном центре в течение нескольких недель. Я был наивен настолько, что поверил, будто помогаю ему. Но на самом деле, я абсолютно не достучался до него. Каким ужасно одиноким он, должно быть, себя чувствовал.

— Ты сделал все, что мог, а это чертовски много. Но даже ты не можешь спасти всех.

— Он умер так далеко от благодати.

— Благодати?

— Я имею в виду Божью благодать.*

Эрик попытался остаться невозмутимым. Но Чарльза это не обмануло.

— Я говорю не о чудесах или белых голубях, спускающихся с неба. Истинная благодать намного проще этого. Это…это момент, когда страдания другого человека так же реальны для тебя, как и твои собственные. Момент, когда ты ощущаешь вдохновение, чтобы действовать, когда становишься вежливее, добрее и лучше, чем был вчера. Это момент, когда Бог больше всего присутствует в нас. Когда мы отвечаем ему, и когда он создает добро в мире через нас. Когда он дает нам способность любить, — тяжело вздохнув, он закончил. — Джон был отрезан даже от любви к своей дочери. У малышки теперь совсем ничего не осталось.

— У нее наверняка осталась семья.

О другом варианте не хотелось даже думать.

— Я даже не знаю этого точно.

Этот путь приведет Чарльза только к еще большему огорчению. Эрик потянулся и забрал у него виски.

— Как много ты выпил?

— Боюсь, это уже второй стакан.

И он все еще был почти полон. Только Чарльз мог считать это попойкой.

Эрик поставил виски подальше на стол и вернулся, чтобы обнять Чарльза.

— Так, слушай меня. Ладно?

Чарльз кивнул и Эрик набрался решимости. Он говорил об этом очень редко… но если это поможет Чарльзу, то он должен сделать это.

— Душа после такой утраты — это опустошенное место. Ты перестаешь быть собой после такого на очень долгое время.