Ее спина блестела от пота, крупные капли которого казались радужными чешуйками. Ее ягодицы вздрагивали при прыжках, ее лопатки шевелились под кожей завораживая, заморачивая. Я лавировал меж стеблями, как юркая рыбка. Я охотился, чтобы быть униженным и осмеянным. Пусть так, но сначала будет… о, что я с ней сделаю…
Она остановилась.
Я застыл, взмыленный, в паре шагов позади нее. Я уставился на ее спину и ощутил шевеление волос на затылке. Кожа на ее спине лопалась, и трещины, сочащиеся сукровицей, обрисовывали контуры неправильной формы разновеликих чешуек.
Она обернулась. Клацнула зубами. Раскрыла огромную пасть, из которой вырвалось зловоние разлагающейся рыбы.
Я начал пятиться.
Чудная русалка исчезла – передо мной стояло чудовище, кровоточащее сочащееся белесой слизью, только что родившееся - преобразившееся. Оно трепетало. Его чешуйки, темно коричневые, а на грудях, удивительно похожих на женские – желтовато-кремовые, отсвечивали зеленью. Оно упало на выставленные перед собой лапы с пальцами, заканчивающимися иззубренными когтями. Между пальцами – нежно-розовые, абсурдно трогательные, перепонки. Его хвост тяжело шлепнул по земле, разметав прелую траву. В обездвиживающем ужасе я уставился на тягучую мутно желтую каплю, повисшую на левом соске существа.
Челюсти захлопнулись. На меня смотрели два миндалевидных глаза, небесно-голубых, с маленькими зрачками. Пятачок сморщенного носа быстро-быстро заходил из стороны в сторону; из уголка пасти существа потекла слюна. Оно приняло стойку изготовившегося к броску пойнтера.
Я попятился от него дальше – оно не нападало. Может, обойдется, подумал я.
И остановился, сбитый с толку.
Хвостатая чешуйчатая пуля ринулась вперед. Меня спас корень чертокопытника, о который я запнулся, шарахнувшись назад – лишь хвост русалки отвесил мне тяжелую оплеуху, от которой голова словно хрустнула, а из носа и ушей потекла кровь.
…Я проснулся. От меня несло протухшей рыбой, и, смахнув со щеки что-то раздражающее, я заворожено уставился на медленное парение кружащейся в воздухе чешуйки. Провел тыльной стороной ладони под носом, и она окрасилась багровым. В ушах стоял звенящий гул.»
2
-- Да-а-а, — протянул Шурик, скребя переносицу под очками.
— Ор-р-ригинально, — высказался Вадик, почесав затылок.
— Не стыдно? — с укором поинтересовалась Люба, и, глянув на девушку: — Маш, ну, не обижайся ты на этих придурков.
— П-с-с, — Маша передернула плечами, мотнула головой, отчего волосы образовали что-то вроде огненного зонтика.
— А чо? Богема… — Шурик вздохнул: ничего, мол, другого и не ожидал.
— Логово алкаша, - озвучил собственную версию Вадим.
— Алкаш вряд ли бы такой заборище смог отгрохать. Равно как и пьяница-художник. Разве что здорово напуган был. Или свихнулся, — предположила Люба, напрочь позабыв, что вот только что урезонивала ребят.