Благодать (СИ)

Маша же пребывала в полной уверенности, что так вот неожиданно проявила хорошие манеры Алена, попав сюда неведомым им способом. Маша обернулась первая, с откровенной радостью на лице. Челюсть девушки нескромно отвисла.

Пришелец был стар и худ. Редкие перья желтовато-серых волос не скрывали смуглой кожи головы, обтягивающей череп так туго, что лицо старика казалось резиновой маской, стянутой позади, там, где странные складки образовывали горб, острой вершиной своей будто прорвавший ветхую рубаху. Горб был утыкан пучками сивых волос.

Глазенки прятались в глазницах столь глубоко, что казались маленькими каплями нефти на донышках кожаных стаканов. Судить о настроении по этим нефтяным каплям – пустое дело.

Старик усмехнулся, обнажив две полоски мелких зубов.

— Ни хрена себе фиалка… — пролепетал Вадим.

— Гаврила! — рявкнул старикан, будто не представлялся, а собаку звал.

— …Был примерным мужем… — подсказала Маша.

— Дед, давай потише, не на параде горло дерешь, — неодобрительно сказал Вадим.

— Домовинку заказывать будете или так, по-простому? — спросил старик уже тише, но не настолько, чтобы все усомнились в правильности услышанного.

— Это еще с какой стати? — насупился Шурик, нащупав очки и вцепившись в оправу так, что пальцы на миг свело.

— Ну да, о вечности никогда не рано позаботиться, — сказал Вадим, внутренне содрогнувшись.

— Вадь, чего-то мне… — Люба, не договорив, прильнула к парню и спрятала лицо у него на груди, обхватив голову ладонями.

— Дед Гаврила, а не пошел бы ты, — Маша выдержала продолжительную, внушительную паузу, но старикан не отдал должного ее ораторскому искусству и гнул свое, как те парни с рюкзачками, что пристают к вам на улицах, с теми одинаково одухотворенными лицами, выражение которых наводит на мысль, что их и впрямь зомбируют.

— Да мне денег не надо… На бутылочку разве… Так где ж ее взять-то – сельмаг давно закрыт, Петькины запасы выжрали, и самограй никто не гонит. Бабы обленились, а мне как-то не с руки, самому-то. Я ж плотник, а не кухарка какая-нибудь. Так как с домовинками-то? Я ж эту… квалификацию теряю, соколики. Не сейчас – так я с утра зайду, а? Всё равно к вам в гости собирались, вон Аникины те же. Так я прям с ними и приду, а? в качестве не сомневайтесь. Эта… квалификация, — сказал он по слогам. — Из одной Елани только заказов было – пруд пруди. Уж и не знаю, куда им столько было…

— Из какой Елани? — спросила Маша. В голове что-то крутилось, но она никак не могла ухватить даже тени мельтешащего перед нею не то воспоминания, не то забытого сна.

— Да недалече тут, — сказал старик, не став вдаваться в подробности. И сменил тему разговора:

— Тут, во дворе, грибочков-то не видели, нет? — его глазки-капельки будто выкатились даже немного из провалов глазниц. Старик дергал шеей, что вкупе с движениями покрытого седыми перьями горба делало его похожим на жутковатого вида индюка.

— Каких? — спросил Вадим, ощущая, как отвращение волнами плещется о его разум, уже догадывавшийся о предмете стариковского интереса.

— Да вон же, как этот, только поменьше, — старик махнул рукой в сторону деревянного изваяния. — Петька-то вон, поначалу и крысками-то брезговал, а потом, вишь, припекло…

— Какими ещё крысками? — глаза Маши округлились.

— Мы, Маш, тебе потом объясним, — сказал Вадим, и скрипнул зубами – Люба довольно сильно ущипнула. — Мы с Шуриком видели, да рассказывать как-то недосуг было. Гадко это всё, понимаешь…

— Понимаю, — заверила его Маша, кивнув.

— Ну, раз вы знаете, да коли грибочков нету, так я и пошел. А насчет домовинок вы не сомневайтеся – всё будет в лучшем виде, — проговорил старикан и побрел к калитке, жутко сутулясь и загребая босыми ногами грязь. Лохматый горб раскачивался, сивая поросль на его вершине трепетала под порывами ветра.

— Могильщик, сам одной ногой там, а туда же… — сказал Шурик. Дрожащими руками он пытался протереть линзы о рубашку, едва снова не выронив при этом очки. Водрузив их на переносицу, подпер указательным пальцем, да и застыл в этой позе.

— Не-а, у него немного другая функция, — сказала Маша. — Как насчет обеда?

— Не рановато? — усомнился Вадим. — Нет, я против этого дела никогда не был, только еще завтрак не переварился. Да и вообще, сдается мне, ты просто терпение наше испытываешь. Ну, чего мнешься?

Да боялась она просто. Боялась, что как только жутковатое очарование этого места надоест, будучи исследованным, она натворит глупостей. Она хотела быть решительной и деятельной, но что-то удерживало ее за внутренние постромки: пр-р-р, не время гнать. Она затягивала обследование сараюхи, думая, что после деревянного то ли члена, то ли гриба её уже ничто не удивит. Хотелось таинственности, блин, загадочности, а тут…