Бешено крутанув ручку, опустил стекло и, сипло кашлянув, сплюнул. Плевок распластался по замызганному борту «копейки» и потек вниз, оставляя блестящий след слизня, под которым краска казалась новой. Водила «копейки» орал что-то, аж глаза закатил. Вадим ухмыльнулся, и в это мгновение водитель поруганного транспортного средства посмотрел на него осмысленно. И отвернулся так резко, будто невидимую оплеуху отхватил. Вадим упорно сверлил взглядом затылок мужичонки – тот казался вполне подходящим объектом для выплескивания злости. Он даже занес руку с тем, чтобы постучать в стекло «копейки», когда оплеванная тачка вдруг поехала вправо. До него не сразу дошло, что соседняя машина двинулась вперед, а он торчит из окна своей «десятки», и его поливают матом и глушат ревом клаксонов и глоток остальные пробкостояльцы. Он резво тронулся с места – зубы неприятно лязгнули, с полочки над бардачком свалилась папка с документами. Вадим скосил на неё взгляд на мгновение.
В стекло ударилась обезумевшая от рева птица, и Вадим инстинктивно рванул руль вправо. Грохотнув защитой движка, машина выскочила на тротуар, и он ударил по педали тормоза, спиной упершись в тяжко скрипнувшую спинку сиденья. «Десятка» ткнулась бампером в пивной ларек, легонько так, и в голове промелькнули кадры какого-то фильма: упавший самолет, на последних сантиметрах своего сокрушительного скольжения сквозь игровые заведения ткнувшийся носом в игральный автомат. Из автомата в фильме посыпались монеты, из ларька в реальности – хозяин (продавец?), с пузом, позволяющим предположить пристрастие к напитку, которым торгует.
Бедро защекотал вибросигнал. Очень вовремя. Пялясь на мужика, который направлялся в его сторону – пузо колыхалось, как у того водяного из мультика, - Вадим, изогнувшись, вытащил телефон. Ну, кому там ещё хреново?
— Да уезжаю, уезжаю уже, — сказал Вадим мужику через окно, глядя на его заросшие пучками черных волос руки и соображая, что ему за Маша такая накатала целую телегу.
— А за покраску кто платить будет? — пробасил мужик, сунув мохнатые руки в карманы замызганного светлого халата и выпятив живот так, словно собирался им атаковать «десятку», вздумай её хозяин начать ерепениться.
— Ага, — кивнул Вадим, — и за рихтовку тоже. Только вякни – отрихтую по самое мама-не-горюй. Понял?
Вадим отъехал от ларька, и пивщик попытался изогнуться, исследуя покрашенную облупившейся, выгоревшей на солнце синей эмалью стенку ларька. Потом зашагал враскорячку – пузо впереди – к двери, открыл и вошел, не оглянувшись. В здравомыслии ему не откажешь, заметил Вадим.
Взглянул на часы – оставалось только уповать на терпение клиента. Может, кто из этих скотов-сотрудников кофе тому предложит, хотя от них реальнее дождаться какой подставы, чем отмазки для задерживающегося коллеги.
Обнаруживая малейший просвет, Вадим втискивался в него и, сигналя, требовал уступить дорогу или хоть перестроиться в другой ряд – все словно сговорились сегодня тупить. Наверное, потому никто освобождать дорогу не торопился. Да и спешил куда-то не «мерин» с мигалкой, а не первой свежести «десятка».
С горем пополам добрался, припоздав на каких-то пятьдесят минут.
— Долматов, не много ли ты о себе возомнил? — спросил шеф, и Вадим поразился: его фамилию шеф произнёс так, что самому стало гадко. Само по себе обращение такого рода напрягало, а уж вид пляшущей в пальцах шефа сигареты вовсе ввергал в уныние. Наверное, не дождался клиент. — Хоть понимаешь, какого человека заставляешь ждать свою убогую персону? Короче, потеряешь - можешь уматывать. Пшел, — ткнул пальцем в комнату переговоров. Шеф прикурил новую сигарету и закашлялся, сложившись чуть не пополам, так, что мордой едва пепельницу не разбил. Вадим, испытывая желание раскроить ему башку, внешне изобразил на лице внимательность и лишь слегка хлопнул шефа по спине.
И пошел в переговорную.
4