Благодать (СИ)

Она сняла туфли, шла по горячей тротуарной плитке босиком, пока не обозначились десятка два наблюдателей. Они вертели головами по сторонам, выискивая остальных действующих лиц флеш-моба. Но Катя была одна, и зрители терпеливо ждали. Остановившись у урны и медленно, как депутат перед телекамерами опускает в прорезь избирательный бюллетень, сунула туфли в мусоросборник. Зрители зааплодировали. Катя раскланялась и села в такси – водитель сложил пополам газету, швырнул на заднее сиденье и воззрился на неё.

— За грибами, — сказала она, натягивая ремень безопасности.

Таксист хмыкнул и завел двигатель.

Глава II

Глава II

1

Его разбудило дикое желание, и, вырванный им из сна, странного этаким замесом романтики и порнографии, он покосился на взбугрившийся пониже живота плед. Вот ведь занятость до чего доводит — чуть не утонул в этом самом, животворящем. Прыжком покинув постель — плед взвился и упал рядом с кроватью пестрым шерстяным листом, — Вадим поспешил в душ.

На ходу обтираясь полотенцем, прошлепал в кухню, сыпанул в чашку пару ложек кофе, залил водой и сунул в микроволновку. Та ещё дрянь получится, ну да не было у него времени — душ только тело охладил, желание же только окрепло, и он ухмыльнулся, подумав, что ощущает себя в данный момент продолжением члена. Задержавшись у шкафа, махнул рукой и напялил вчерашние шмотки, сваленные кучей в кресле. На ходу застегивая ширинку, чертыхнулся, когда трусы попали под болт пуговицы. Выхлебав кофе, поставил кружку в раковину, на верхушку шаткой пирамиды грязных тарелок. Конструкция качнулась, но устояла. Что к лучшему — не верил он в битье тарелок «на счастье».

Не став даже прогревать двигатель — да на фиг надо! — помчал к своей девушке в целях сугубо практических. Она и на это тоже обидится: приезжаешь, мол, только когда тебе невтерпёж. Сколько ни говори, что чувства испытывает совсем другого рода – не верит. И плачет. Ну что поделать с этим сопливым созданием.

Он заскочил в магазин, купил упаковку безалкогольной «баварии», чипсов, орешков – ему пришло в голову, что такой набор скорее подошел бы к просмотру с друзьями футбола, чем к романтическому свиданию, ну да оголтелым болельщиком он не был, а романтическое… да какая романтика, пятый год отношений…

— Белочек кормить едете? — прервала его размышления девушка-кассир, кивая на упаковки пивозагрызочных средств.

— Стрелочек, — бросил он, нахмурившись. Расплатился, оставив на лотке пару купюр сдачи, и покатил. Сначала тележку, потом – в машине.

Он подрулил к подъезду бетоноблочной девятиэтажки с треугольниками балконов, лохматившимися остатками зеленой краски, не освежавшейся, наверное, с момента сдачи дома в эксплуатацию. У подъезда посигналил, что с его стороны было глупостью – окна Любиной квартиры выходили на другую сторону, и даже если предположить, что девушка ждала его, напрягши слух – всё равно без толку: ничего бы не расслышала за шумом запруженного тачками проспекта, вдоль которого стоял дом. И посигналил ещё раз, подумав, что это что-то вроде рыка льва, уведомляющего, что он на своей территории, и возможные соперники, поджав хвосты, должны ретироваться. Судя по потекам на двери подъезда, хищники помельче пометили-таки его территорию. Он скрипнул зубами: свиньи, бля.

Он вышел из машины, неся в одной руке брелок с ключами, в другой – большой пакет с логотипом неведомых сигарет «rottmanns».

2

— Привет, — сказала она вяло, и чмокнула в щеку. Приняла пакет и, охнув, согнулась под тяжестью. — Пиваса набрал. Что, продолжаешь?

— А то! — Вадим ухмыльнулся и облапил, сграбастал ее в охапку, как сноп. Сноп звякнул бутылками в пакете.

— Пусти, — сдавленно сказала она, пытаясь вырваться. Выронила пакет — там хрустнуло и зашипело.

— Ты чего? — опешил он. — Пиво раскокала.

— А чего навалился сразу? Не терпится? Приперло? Время поджимает? — казалось, она вот-вот зарыдает. Что с ней опять такое? Она наклонилась, подняла пакет за одну ручку, глянула внутрь. — Радуйся – одна только разбилась. Придурок.

— Ладно. Проехали, — сказал он, с трудом сдерживая злость. — Давай пожрём, что ли. Ну, яичницу, там, с колбасой.

— Да уж придётся. Тебе бы только жрать и трахать меня. Не любить - трахать.

— Что с тобой творится? — спросил он заученно, и пресловутое дежа-вю охватило его: было, было, всё это было, и повторяется вновь.

— А то не понимаешь! — она всхлипнула, в уголках ее серо-зеленых глаз появились слезы, набрякли и, словно прорвалась плотина, заструились к подбородку. Хоть тушь не потечет, заметил он безэмоционально. Люба предпочитала обходиться без косметики, да вся эта химия сейчас была бы совершенно некстати – зрелище женщины плачущей само по себе неприятно, с разводами же вокруг глаз и вовсе отвращение вызывает.