Благодать (СИ)

Алена протиснулась в комнатушку, зависнув над Бенедиктом в хищной позе, и заняла почти всё свободное пространство. Она опустила ладони на плечи супруга – тот содрогнулся и почувствовал слезы на щеках. Сейчас последует наказание, а он и сопротивляться не в силах, да и боль, превысив порог, казалось бы, физической терпимости, переходила в ослепительное чувство сплошной агонии, где-то уже за пределами чувственного восприятия, и становилась желанной. Поделом ему. Или на счастье, как ценителю мало кому доступных удовольствий. Он добивался Алёниного внимания два года почти, и за это время масса хорошеньких женщин пыталась закрутить с ним, а ему надо было, видите ли, любовь не тривиальную. Вот какая она, колдовская – сплошное мучение, вспыхивающее лишь изредка оргазмами истинного страдания. Оттого и импотентом стал, хоть жена и говорила, что не виновата. Ну да, его «агрегат» сбоил и раньше…

— Вот-вот, — подтвердила Алена правильность хода его мысли. — Был бы ты мужиком не только по причине наличия стручка, ничего б с тобой не сталось, а теперь терпи, я тебя замуж не зазывала. Сам напросился.

— Не замуж, а жениться, — поправил он робко.

Она с силой свела пальцы на его ключицах, и сознание Бенедикта захлестнула серая волна боли. Пот стекал по Алёниному лицу, смывая макияж и являя полоски обнажавшейся прыщавой кожи. Капля пота, разбухшая, набрякшая косметикой, повисла на кончике носа. Сорвавшись, капля упала на лоб Бенедикта, и он даже сквозь толщу боли смог ощутить, как череп словно пронзает струйка лавы.

Алёна резко оторвала руки от плечей супруга – ткань его рубашки на месте, где лежали её ладони, тлела. Алена поплевала на ладошки. Слюна заскворчала, как масло на раскаленной сковороде. Пожав плечами, Алёна притушила дымящиеся пятна полой халата. Чего не сделаешь ради любимого мужа.

Она выбралась из комнатушки и вздохнула полной грудью, как выкарабкавшийся из затхлого кубрика матрос – свежий соленый ветер. Она испытывала прилив сил и сумасшедшее воодушевление. Энергия так и хлестала из неё. Женщина бросила взгляд внутрь комнатушки — Бенька всё сидел на своей хромой табуретке. Из видимого Алене правого уха стекал ручеек крови. Кровь покидала ушную раковину толчками. Знать, живой, удовлетворенно заметила Алёнушка.

Она прикрыла дверь; и выражение заботы на лице, и осторожность, с которой она это сделала, всем бы напоминали поведение супруги, понимающей важность работы половинки и оставлявшей его наедине со своими размышлениями, если бы не то обстоятельство, что она закрыла дверь на щеколду. Алёнушка двинулась в кухню, напевая не про кочегаров и не плотников. Как бы не ерепенился Бенька, кто, как не она, лечит его отварчиками да примочками? Ей как-то не приходило в голову, что отварчики да примочки идут в дело только после очередного ее Бенедикту взыскания.

Пару минут спустя в кастрюльках весело булькало, и вытяжка над плитой уносила в трубу зеленоватый пар. Потушив через какое-то время конфорки, Алёна сцедила жидкость из одной кастрюльки, в другую всыпала щепоть белого порошка, тщательно размешала и, попробовав с ложки кончиком языка, гадливо сморщилась. Выбрав из первой кастрюльки разваренные листья, отжала их, мелко нашинковала на разделочной доске и сгребла «салат» ножом во вторую посудину. Поболтала деревянной ложкой, принюхалась, и улыбнулась самодовольно. Она укутала кастрюльку приспособленным для этих целей старым ватным одеялом, вытащила из микроволновки тарелку с остывшей куриной ногой, отрезала ломоть «бородинского» и направилась в спальню.

Она уселась на широкую кровать, включила телек и, сосредоточенно, тщательно пережевывая пищу, уставилась на экран. Кариозные монстры нападали на беззащитные зубы. Страсти какие показывают…

Глава X

Глава X

1

Все тело жутко чесалось. Не удивительно, - подумала Люба спросонья, расчесывая укусы, - ты ж не озаботилась фумигатор в розетку воткнуть. Хотя – вспомнилось, - толку-то: с электричеством напряг.

Она широко распахнула глаза. Хоть до темных шпунтованных реек потолка было метра три, а дощатые стены колорировал нежно розовый рассвет, создавалось четкое впечатление, что проснулась в гробу.

Вадим спал, широко раскинув руки и приоткрыв рот, и поза его показалась девушке чересчур вольготной для человека скрывающегося. Ему б калачиком свернуться, накрыв голову подушкой, и вздрагивать при каждом шорохе. Рука парня лежала чуть пониже Любиных грудей; девушка разглядывала эту руку и пыталась понять, что в этом Вадиме такого особенного, что заставило ее сломя голову броситься к нему, стоило только позвонить этой рыжей суке, которая оказалась первой в курсе его дел, не укладывавшихся в представление о поступках нормального человека.